Книга: Щербакова Г. Н. «Личное дело судьи Ивановой»

Щербакова Галина Николаевна
Российская писательница.

Афоризмы, цитаты -

Щербакова Г.Н. - биография
• Мой народ впадает в ненависть поразительно легко. Это его кайф. Знаю и другое: нет силы, которая может это изменить. Мы - народ великий, мы принимаем в расчет и обращаем внимание только на революции да кровопролития крупного калибра.

• __________

• "Вам и не снилось" *)

• - Татьяна Николаевна! А как проверить - не был ли Шекспир трепачом? Я к чему... Современное искусство о любви - такая брехня, что если представить, что оно останется жить на пятьсот лет... - (Роман)

• - Не останется. Не переживай. - (Сашка)

• - Теперь любовь только пополам с лесоповалом, выполнением норм, общественной работой... - (Роман)

• - Сейчас ты смотрел любовь пополам с расизмом. Если тебя смущают только примеси в этом тонком деле, то их было навалом и у древнего человека. Чистой, отделенной от мира любви нет и не может быть. - (Сашка)

• - А я не люблю винегретов. Вот почему меня волнует правда о Шекспире. - (Роман)

• - Любовь всегда бывает в миру и среди людей. Это жизнь в жизни. - (Татьяна Николаевна, учительница)

• - Понял? И будут тебе из-за любви вредные примеси в образе двоек, скандалов дома, а потом - что совершенно естественно - будет лесоповал... - (Сашка)

• - Видел я такую любовь в гробу и белых тапочках. Любовь сама по себе целый мир. Должна быть такой во всяком случае. - (Роман)

• Мне вообще кажется, что сейчас все люди на одно лицо... Знаешь, как заметил? Перестал различать дикторш по телевидению. Все с глазками, все с носиками, все с волосиками, и никакой разницы: кто есть кто. А потом огляделся - батюшки, все люди не просто братья, а однояйцевые близнецы. - (Роман)

• Их (индивидуальностей) все меньше. Очень долго не было ситуации, при которой личность проявляет свой максимум. Войны там, голода, оледенения... Все живут одинаково, и все становятся похожими друг на друга. - (Роман)

• Юлька за свои пятнадцать уже столько прочла о любви, что совсем недавно обнаружила: она с гораздо большим интересом читает фантастику... ту, в которой совсем или почти совсем нет примет нашего, человеческого времени. Отличный роман "Конец вечности" абсолютно испорчен любовью. Нет, Юлька не ханжа и не лицемерка, она лично знает - и не из книг, а из жизни, что от любви можно помолодеть на десять лет, и постареть на двадцать. Что в наше время для любящих столько же преград, как и раньше. Анна Каренина, Наташа Ростова, Лиза Калитина, мадам Бовари, мадам Реналь и Юлькина мама Людмила Сергеевна вполне могут стоять в одном ряду. И то, что мама, слава Богу, притом жива и здорова, заслуга не времени, а маминого характера. В ней на троих мужества, стойкости и оптимизма. Людмила Сергеевна выходила замуж за молодого - ей тридцать, ему двадцать... мама преобразилась в девочку в коротенькой юбочке, дырчатой блузке, и женщины удивленно спрашивали: "У вас такая большая дочь?"... Мама молодела и молодела, дядя Володя отпустил усы и бороду для солидности, и все шло прекрасно... И идет так же до сих пор. Маме сорок один, ей не дают больше двадцати пяти, обалдеть можно от той зарядки, что она делает каждое утро. Юлька ни разу не видела ободранного лака на материных ногтях. Она всегда как на свидании, а это, на взгляд Юльки, труднее, чем в отчаянии бухнуться на рельсы. Ведь мама - работающая женщина, и полы Юлька всего два года как моет... А то все она... мама. Вот что такое любовь...

• Надо быть клиническим идиотом, надо быть законченным шкрабом, чтобы не уметь радоваться радости. - (Татьяна Николаевна, учительница)

• Патентую теорию... Большая любовь - большие расходы. Средняя - средние, маленькая - маленькие... Здорово? Родители в целях экономии женят нас на обезьянах... - (одноклассники Романа)

• Нет ничего противней перенесенного в школу мира старой девы. - (Татьяна Николаевна, учительница, "старая дева")

• Семьдесят рублей - это те деньги, которые идут на Юльку от ее родного отца. ("Скоро не будут идти, скоро восемнадцать, но ведь тогда расходов не будет, так закон, видимо, считает... Обойдемся, не война".)

• Когда снимаешь дачу, без машины - хана. Электрички - место накапливания онкологических клеток. Москва перенаселена, Москва кишмя кишит, и конца этому не видно.

• Любовь, любовь... Ха! Столько вокруг обожженных ею, казалось бы, сообрази и остерегись, а все равно летят на огонь, как сумасшедшие. Девочки и мальчики... Комсомолки и комсомольцы... Рабочие, студенты и колхозники... Дураки и дурочки... - (соседка Юльки)

• Юлька своим ключом открывала дверь и не могла открыть. Она потрясла дверь, давно зная, что с неживыми предметами надо поступать так же, как с живыми: трясти, шлепать, тогда они подчиняются, слушаются, и действительно, ключ сразу вошел в щель, будто вспомнил забытую дорогу, и дверь открылась.

• *) Текст "Вам и не снилось" - в Библиотеке Максима Мошкова

• А я сбежала из Мелитополя. Скука смертная, целый день еда... Человек, оказывается, может съесть неимоверное количество. Просто так. От тоски. От безделья. - (Юлька)

• Я по опыту знаю: учителя, которые в школе казались чудовищами, со временем меняют минус на плюс. Приятные во всех отношениях педагоги, как правило, ничего не стоят... и не остаются в памяти. - (Мария Алексеевна, директор школы)

• - Чего вы боитесь, Мария Алексеевна? - (Татьяна Николаевна, учительница)

• - Любовей, милочка! Любовей! Я же не Господь Бог, я прекрасно понимаю, что это та сфера, в которой я бессильна. Случись у них роман - и плевать они на нас хотели. Они делаются дикими, неуправляемыми, они знать ничего не хотят. Смотришь - и уже эпидемия, пандемия. Все дикие. Все неуправляемые. Возраст? Возраст. Но если есть какая-то возможность сохранять аскетизм - я за это. Любой ценой!... Ну скажите, много ли вы знаете случаев, когда эти школьные страсти вырастали во что-то путное? И вообще вырастали? - (Мария Алексеевна, директор школы)

• - Мария Алексеевна! А вдруг это тот редкий случай? - (Татьяна Николаевна, учительница)

• - Тогда им ничего не страшно... Так ведь? - (Мария Алексеевна, директор школы)

• - Им страшно все, что их разлучает. - (Татьяна Николаевна, учительница)

• Бог! Запомни! Он ничего никому не дает. Он только отбирает. - (Миша, друг Татьяны Николаевны)

• Готовя самые тяжкие испытания, жизнь способна предварительно парализовать волю тех, кто мог бы что-то предотвратить.

• Посмотришь на этих современных кобыл и вздрогнешь. Девушки-деревья. - (Людмила Сергеевна, мама Юльки)

• Тебе это трудно сейчас представить, но ведь жизнь складывается не только из любви. Только любовь - это, если хочешь, даже бедность. - (Татьяна Николаевна, учительница, Юльке)

• - Сегодня у бабушки инсульт, завтра она умрет, потом надо будет ходить на дорогую могилу, потом утешать тетю, потом еще что-нибудь... Ромка - дурак. Он отрастил себе такое чувство долга, что его уже носить трудно. - (Юлька)

• - Чувство долга - это прекрасно. Когда вы поженитесь, ты поймешь, как это надежно, как спокойно - иметь мужем человека с чувством долга. Для мужчины это первейшая доблесть. - (Татьяна Николаевна, учительница)

• - Чепуха. Я думала над этим. Долгом человека вяжут. - (Юлька)

• - Глупости. Но даже если принять твои слова за истину, так, наверное, хорошо, что есть нечто, побуждающее человека ухаживать за больным, кормить стариков, беречь детей. - (Татьяна Николаевна, учительница)

• - Только любовь вправе побуждать. - (Юлька)

• Ваш долг - вдалбливать нам прописные истины, наш долг - повторять их, не думая. - (Юлька Татьяне Николаевне)

• Нельзя иметь принципы для себя и для других. - ("учительница-первогодка")

• "Дверь в чужую жизнь"

• Весь подвиг декабристских жен только в том и состоит, что они разделили плохую судьбу своих мужей. Разделили беду: мол, женская сущность - делить плохое. Ни до чего им не было дела - ни до мировоззрений, ни до царя, ни до крепостничества. Разделить плохое, а это больше всего на свете. - (Катя)

• Мужчины за женщинами не поехали бы... им (мужчинам) история. Разделить же беду могут только женщины. - (Катя)

• Разделить беду... В конце концов иногда лишь это - разделить - и нужно. - (учитель истории)

• Глаз Милки постоянно, всегда обращен только на собственное отражение или непосредственно на руки или ноги. "Одна надежда, - пройдет, в пятнадцать лет это почти естественно..." Но вот способность дочери, стремление ее видеть только безвкусицу в других людях - это ей, матери, невмоготу. Просто противно. Ну любишь себя - люби. Других зачем ненавидеть? - (Лариса, мама Милки)

• - Он помогает папе писать работу. - (Машка, дочь Кати)

• - Он ученый? - удивилась Милка.

• - Учитель истории. В школе. - (Павлик, сын Кати)

• - Учитель истории пишет работу?! - (Милка)

• - А что?

• - Наши учителя едва ноги носят... Среди них нет не то что пишущих - читающих... А может, даже грамотных. - (Милка)

• Ведь с этой неуправляемой наглой стихией - современными школьниками - надо уметь справляться... Не плакать же перед ними! Они от слез пуще звереют... - (Лариса, мама Милки)

• Каждому человеку в жизни, в сущности, нужен всего один учитель... Настоящий. Остальных можно стерпеть... - (Павлик, сын Кати)

• - Нельзя защищаться чужим благородством и чужой порядочностью. Нельзя писать о кодексе чести, а самому суетиться, суетиться, суетиться... Надо суметь жить так же, как говорим... Вот если сумеешь... То тогда уже больше ничего и не надо, да? - (Павлик, сын Кати)

• - Не надо? Вот это номер! Говорить о кодексе и не заработать на нормальные джинсы? Человек живет один раз и должен жить хорошо одетый... Иначе ни про какой кодекс его слушать не станут... Плохо одетый человек неубедителен. Мы, во всяком случае, его слушать не будем. - (Милка)

• - Вы - это павлины? Или попугаи? Это только у них оперение - первейшая доблесть... Слоны уже на другом уровне... Они все, извините, серые... - (Павлик, сын Кати)

• - А мы, извините, не слоны! - (Милка)

• Она сама из строгой семьи, у них тоже о тряпках вслух говорить не принято. Это удивительно, если представить, что всю жизнь ее папа провел за рубежом. Он советник посольства. Но когда она приехала в Москву кончать школу... ей не позволялось брать в школу то, чего не могло быть у других. И этот железный аскетический принцип выдерживался в семье до конца, и до сих пор она, имея уже собственные возможности, помнит железное, вдолбленное ей в голову правило: а ты стань интересной в неинтересной одежде. Боже, сколько слез она пролила по этому поводу! Ненавидела отца с матерью, а потом все прошло... - (о Ларисе, маме Милки)

• Жизнь устроена так, что самое интересное им, детям, приходится получать запретным путем. А когда ты уже знаешь "самое интересное", никто по этому поводу не волнуется. Куда денешься от того, что есть? - (Машка, дочь Кати)

• Это неверно, будто правда все распутывает и делает ясным. Правда способна и на другое, она может все запутать, усложнить, а потому, что она - правда, выбираться из всего ею сотворенного бывает подчас гораздо сложнее, чем выбираться из лжи. - (Лариса)

• Жить без любви можно только в двух случаях. Во-первых, если не отдаешь себе в этом отчета... Живешь и живешь. Так делает большинство, потому что любовь - редкость. Как талант. Как сокровище. Как красота. Во-вторых... Если надо жить во имя больного или беспомощного... Потому что есть вещи выше любви... Например, порядочность... - (мать Ларисы)

• Лариса смотрела ей (Милке) вслед и думала: какой бы ни была эта девчонка... - это единственное, оставшееся у нее в жизни. Больше ничего. И оттого, что Милка ведет себя отвратительно и вызывающе и что она эгоистка и себялюбка, ей, Ларисе, не просто хуже, - хуже само собой, но не в этом дело. Ей, Ларисе, всю жизнь нести тяжесть вины, что дочь такая, а не другая. И вина эта не от недогляда или попустительства... Они тоже были, были, но они не главное...

• Нельзя в проблеме сохранения себя, своего здоровья полагаться на общество и тем более на государство. Надо всегда помнить, ты у себя один. - (Коля, отец Милки)

• Там, где человек закрывает глаза на окружающее, возникает неожиданность...

• В наше время нет понятия "хороший - плохой", эти категории "отсохли", как говорит папа. Другое важно - ценность. Плохой человек может быть ценным работником. Хороший может цены не иметь. Чего ты стоишь - вот главное. В деле. В жизни. Что ты умеешь. Чего не умеешь. А "хороший - плохой" - это рудимент от другой эпохи. Эпохи духовной культуры. А мы - слава Богу! - живем в эпоху материальной. И папа любит в таких случаях для усиления аргументации включить вентиляцию, нажать на кнопку магнитофона. "Смотри, дщерь, что есть наша эпоха и наша культура. Она о-ся-за-е-ма: придумать и сделать ее могли только люди, не отягощенные эфемерным и неосязаемым".- (Милка)

• Очень хочется вмазать одному теоретику, который сказал, что любовь сама по себе награда. Маэстро, вы не правы! Маэстро, вы погорячились... Любовь подразумевает ответ. Она не существует без него.- (Тимоша, друг Коли, "старый одинокий дурак")

• Милка бежала по улице Горького, и все на нее оглядывались. Люди, которые помнили время борьбы с галстуками и помадой, которые строили Турксиб и Днепрогэс, пытались ответить на беспокоящий их вопрос: вот эта бегущая девочка - она что, нормальный, естественный итог всей их жизни и борьбы или отклонение, ставшее результатами недостаточной борьбы с галстуками? Они - эти честные старые люди - считали себя ответственными за все, что было при них, а потому смотрели на Милку с тревогой и недоумением. Их же собственные дети, которые носили перешитые в пальто и платья солдатские шинели и ничего другого в Милкином возрасте не имели, оглядывались и вздыхали, потому что всегда хотели, чтоб хоть их дети одевались хорошо и нарядно. Теперь так и было. Вокруг них бродили очень хорошо одетые дети. И эта девчонка с картинки бежала и пихалась, но не было у выросших детей войны уверенности, что в жизни полный порядок. Ну одели детей с иголочки, а дальше-то? Дети же с иголочки и те, кто к этому только стремился, прикидывали, вычисляли, где бегущее платье куплено - в какой стране или какой комиссионке и какова его цена. И многие из этих детей взращивали и даже взрастили в себе гнев и обиду за то, что нет у них такого платья.