Книга: Николай Гоголь, Иван Шмелев, Михаил Лермонтов «Мцыри. Портрет. Неупиваемая чаша (В 3-х книгах)»

Мцыри. Портрет. Неупиваемая чаша (В 3-х книгах)

Стильно оформленный подарочный комплект из трех книг в футляре оригинальной формы с тиснением «под золото». Книги в шелковом переплете с ляссе.

Издательство: "Пан Пресс" (2007)

ISBN: 978-5-9680-0048-4

Николай Гоголь

Запрос «Гоголь» перенаправляется сюда. Cм. также другие значения.
Николай Васильевич Гоголь
Имя при рождении:

Николай Васильевич Яновский[1]

Псевдонимы:

В. Алов; П. Глечик; Н. Г.; ОООО; Пасичник Рудый Панько; Рудый Панько; Г. Янов; N. N.; ***

Дата рождения:

20 марта (1 апреля) 1809(18090401)

Место рождения:

с. Большие Сорочинцы[2], Полтавская губерния, Российская империя

Дата смерти:

21 февраля (4 марта) 1852 (41 год)

Место смерти:

Москва, Российская империя

Гражданство:

Российская империя

Род деятельности:

прозаик, драматург

Произведения на сайте Lib.ru
Произведения в Викитеке?.

Никола́й Васи́льевич Го́голь (20 марта (1 апреля) 1809, Большие Сорочинцы, Полтавская губерния — 21 февраля (4 марта) 1852, Москва) — великий русский писатель малороссийского происхождения[3], драматург, поэт, критик, публицист[4].

Содержание

Биография

Детство и юность

Николай Гоголь родился 20 марта (1 апреля) 1809 года в местечке Большие Сорочинцы на границе Полтавского и Миргородского уездов (Полтавская губерния). Он происходил из старинного украинского казацкого рода. В смутные времена украинской истории некоторые из его предков приставали и к шляхетству, и ещё дед Гоголя, Афанасий Демьянович Гоголь (17381805), писал в официальной бумаге, что «его предки, фамилией Гоголь, польской нации».

Прадед, Ян Гоголь, воспитанник Киевской духовной академии, «вышедши в российскую сторону», поселился в Полтавском крае (в настоящее время — Полтавская область Украины), и от него пошло прозвание «Гоголей-Яновских». (По другой версии они были Яновскими, так как жили в местности Янове). Сам Гоголь, по-видимому, не знал о происхождении этой прибавки и впоследствии отбросил её, говоря, что её поляки выдумали. Отец Гоголя, Василий Афанасьевич Гоголь (17771825), умер, когда сыну было 15 лет. Полагают, что сценическая деятельность отца, который был замечательным рассказчиком и писал пьесы для домашнего театра на украинском языке[5], определила интересы будущего писателя — у Гоголя рано проявился интерес к театру.

Василий Гоголь-Яновский, отец Николая Гоголя

Помимо Николая в семье Василия Афанасьевича было ещё одиннадцать детей. Всего было шесть мальчиков и шесть девочек. Первые два мальчика родились мёртвыми. Гоголь был третьим ребёнком. Четвёртым сыном был рано умерший Иван (18101819). Затем родилась дочь Мария (18111844). Все средние дети также оказались нежизнеспособными. Последними родились дочери Анна (18211893), Елизавета (18231864) и Ольга (18251907).

Жизнь в деревне до школы и после, в каникулы, шла в полнейшей обстановке украинского быта, как панского, так и крестьянского. Впоследствии эти впечатления легли в основу малороссийких повестей Гоголя, послужили причиной его исторических и этнографических интересов; позднее из Петербурга Гоголь постоянно обращался к матери, когда ему требовались новые бытовые подробности для его повестей. Влиянию матери приписывают задатки религиозности и мистицизма, к концу жизни овладевшими всем существом Гоголя.

В возрасте десяти лет Гоголя отвезли в Полтаву к одному из местных учителей, для приготовления к гимназии; затем он поступил в Гимназию высших наук в Нежине (с мая 1821 по июнь 1828). Гоголь не был прилежным учеником, но обладал прекрасной памятью, за несколько дней готовился к экзаменам и переходил из класса в класс; он был очень слаб в языках и делал успехи только в рисовании и русской словесности.

В плохом обучении была, по-видимому, отчасти виновата и сама гимназия высших наук, в первые годы своего существования не слишком хорошо организованная; например, история преподавалась методом зубрёжки, преподаватель словесности Никольский превозносил значение русской литературы XVIII века и не одобрял современной ему поэзии Пушкина и Жуковского, что впрочем лишь усиливало интерес гимназистов к романтической литературе. Уроки нравственного воспитания дополнялись розгой. Доставалось и Гоголю.

Недостатки школы восполнялись самообразованием в кружке товарищей, где нашлись люди, разделявшие с Гоголем литературные интересы (Г. И. Высоцкий, по-видимому, имевший тогда на него немалое влияние[6]; А. С. Данилевский, оставшийся его другом на всю жизнь, как и Н. Прокопович; Нестор Кукольник, с которым, впрочем, Гоголь никогда не сходился).

Товарищи выписывали в складчину журналы; затеяли свой рукописный журнал, где Гоголь много писал в стихах. С литературными интересами развилась и любовь к театру, где Гоголь, уже тогда отличавшийся необычным комизмом, был самым ревностным участником (ещё со второго года пребывания в Нежине). Юношеские опыты Гоголя складывались в стиле романтической риторики — не во вкусе Пушкина, которым Гоголь уже тогда восхищался, а скорее во вкусе Бестужева-Марлинского.

Смерть отца была тяжёлым ударом для всей семьи. Заботы о делах ложатся и на Гоголя; он дает советы, успокаивает мать, должен думать о будущем устройстве своих собственных дел. К концу пребывания в гимназии он мечтает о широкой общественной деятельности, которая, однако, видится ему вовсе не на литературном поприще; без сомнения под влиянием всего окружающего, он думает выдвинуться и приносить пользу обществу на службе, к которой на деле он был неспособен. Таким образом, планы будущего были неясны; но Гоголь был уверен, что ему предстоит широкое поприще; он говорит уже об указаниях провидения и не может удовлетвориться тем, чем довольствуются простые обыватели, по его выражению, какими было большинство его нежинских товарищей.

Санкт-Петербург

«Портрет писателя Николая Васильевича Гоголя», начало 1840-х. Фёдор Моллер
Портрет Гоголя работы Александра Иванова, 1841

В декабре 1828 года Гоголь переехал в Санкт-Петербург. Здесь впервые ждало его жестокое разочарование: скромные средства оказались в большом городе совсем незначительными, а блестящие надежды не осуществлялись так скоро, как он ожидал. Его письма домой того времени смешаны из этого разочарования и туманного упования на лучшее будущее. В запасе у него было много характера и практической предприимчивости: он пробовал поступить на сцену, стать чиновником, отдаться литературе.

В актёры его не приняли; служба была так бессодержательна, что он стал ею тяготиться; тем сильнее привлекало его литературное поприще. В Петербурге он первое время держался общества земляков, состоявшего отчасти из прежних товарищей. Он нашёл, что Малороссия возбуждает живой интерес не только среди украинцев, но также и среди русских; испытанные неудачи обратили его поэтические мечтания к родной Украине, и отсюда возникли первые планы труда, который должен был дать исход потребности художественного творчества, а также принести и практическую пользу: это были планы «Вечеров на хуторе близ Диканьки».

Но до этого он издал под псевдонимом В. Алова романтическую идиллию «Ганц Кюхельгартен» (1829), которая была написана ещё в Нежине (он сам пометил её 1827 годом) и герою которой приданы те идеальные мечты и стремления, какими он был исполнен в последние годы нежинской жизни. Вскоре по выходе книжки в свет он сам уничтожил её тираж, когда критика отнеслась неблагосклонно к его произведению.

В беспокойном искании жизненного дела Гоголь в это время отправился за границу, морем в Любек, но через месяц вернулся опять в Петербург (сентябрь 1829) — и после загадочно оправдывал эту странную выходку тем, что Бог указал ему путь в чужую землю, или ссылался на безнадёжную любовь. В действительности он бежал от самого себя, от разлада своих высоких, а также высокомерных мечтаний с практическою жизнью. «Его тянуло в какую-то фантастическую страну счастья и разумного производительного труда», — говорит его биограф; такой страной представлялась ему Америка. На деле вместо Америки он попал на службу в III Отделение благодаря протекции Фаддея Булгарина. Впрочем, пребывание его там было непродолжительным. Впереди его ждала служба в департаменте уделов (апрель 1830), где он оставался до 1832 года. В 1830 году завязываются первые литературные знакомства: Орест Сомов, барон Дельвиг, Пётр Плетнёв. В 1831 году происходит сближение с кругом Жуковского и Пушкина, что оказало решительное влияние на его дальнейшую судьбу и на его литературную деятельность.

Неудача с «Ганцем Кюхельгартеном» была ощутимым указанием на необходимость другого литературного пути; но ещё раньше, с первых месяцев 1829 года, Гоголь осаждает мать просьбами о присылке ему сведений об украинских обычаях, преданиях, костюмах, а также о присылке «записок, ведённых предками какой-нибудь старинной фамилии, рукописей стародавних» и пр. Всё это был материал для будущих рассказов из украинского быта и преданий, которые стали началом его литературной славы. Он уже́ принимал некоторое участие в изданиях того времени: в начале 1830 года в «Отечественных записках» Свиньина был напечатан (с правками редакции) «Вечер накануне Ивана Купала»; в то же время (1829) были начаты или написаны «Сорочинская ярмарка» и «Майская ночь».

Другие сочинения Гоголь печатал тогда в изданиях барона Дельвига «Литературная газета» и «Северные цветы», где была помещена глава из исторического романа «Гетьман». Быть может, Дельвиг рекомендовал его Жуковскому, который принял Гоголя с большим радушием: по-видимому, между ними с первого раза сказалось взаимное сочувствие людей, родственных по любви к искусству, по религиозности, наклонной к мистицизму, — после они сблизились очень тесно.

Жуковский сдал молодого человека на руки Плетнёву c просьбой его пристроить, и действительно, в феврале 1831 года, Плетнёв рекомендовал Гоголя на должность учителя в Патриотическом институте, где сам был инспектором. Узнав ближе Гоголя, Плетнёв ждал случая «подвести его под благословение Пушкина»: это случилось в мае того же года. Вступление Гоголя в этот круг, вскоре оценивший в нём великий зарождающийся талант, оказало на судьбу Гоголя огромное влияние. Перед ним открывалась, наконец, перспектива широкой деятельности, о которой он мечтал, — но на поприще не служебном, а литературном.

В материальном отношении Гоголю могло помочь то, что, кроме места в институте, Плетнёв предоставил ему возможность вести частные занятия у Лонгиновых, Балабиных, Васильчиковых; но главное было в нравственном влиянии, которое оказывала на Гоголя эта новая для него среда. Он вошёл в круг лиц, стоявших во главе русской художественной литературы: его давние поэтические стремления могли развиваться во всей широте, инстинктивное понимание искусства могло стать глубоким сознанием; личность Пушкина произвела на него чрезвычайное впечатление и навсегда осталась для него предметом поклонения. Служение искусству становилось для него высоким и строгим нравственным долгом, требования которого он старался исполнять свято.

Отсюда, между прочим, и его медлительная манера работы, долгое определение и выработка плана и всех подробностей. Общество людей с широким литературным образованием вообще было полезно для юноши со скудными познаниями, вынесенными из школы: его наблюдательность становится глубже, и с каждым новым произведением его творческий уровень достигает новых высот. У Жуковского Гоголь встречал избранный круг, частью литературный, частью аристократический; в последнем у него вскоре завязались отношения, сыгравшие в будущем немалую роль в его жизни, например, с Виельгорскими; у Балабиных он встретился с блестящей фрейлиной Александрой Росетти (впоследствии Смирновой). Горизонт его жизненных наблюдений расширялся, давнишние стремления получали почву, и высокое понятие Гоголя о своем предназначении становилось предельным самомнением: с одной стороны, его настроение становилось возвышенно идеалистичным, с другой, возникли и предпосылки для религиозных исканий, какими отмечены последние годы его жизни.

Переправа Н. В. Гоголя через Днепр

Эта пора была самою деятельной эпохой его творчества. После небольших трудов, выше частью названных, его первым крупным литературным делом, положившим начало его славе, были «Вечера на хуторе близ Диканьки. Повести, изданные пасичником Рудым Паньком», вышедшие в Петербурге в 1831 и 1832 годах, двумя частями (в первой были помещены «Сорочинская ярмарка», «Вечер накануне Ивана Купала», «Майская ночь, или утопленница», «Пропавшая грамота»; во второй — «Ночь перед Рождеством», «Страшная месть, старинная быль», «Иван Фёдорович Шпонька и его тётушка», «Заколдованное место»).

Известно, какое впечатление произвели на Пушкина эти рассказы, изображавшие невиданным прежде образом картины украинского быта, блиставшие весёлостью и тонким юмором; вся глубина этого таланта, способного на великие создания, не могла пока быть оценена по этим произведениям. Следующими сборниками были сначала «Арабески», потом «Миргород», оба вышедшие в 1835 году и составленные частично из статей, опубликованных в 1830—1834 годах, а частично из новых произведений, публиковавшихся впервые. Вот когда литературная слава Гоголя стала бесспорной.

Он вырос и в глазах его ближайшего круга, и в особенности в сочувствиях молодого литературного поколения; оно угадывало в нём великую силу, которой предстоит совершить переворот в ходе нашей литературы. Тем временем в личной жизни Гоголя происходили события, различным образом влиявшие на внутренний склад его мыслей и фантазий и на его внешние дела. В 1832 году он впервые был на родине после окончания курса в Нежине. Путь лежал через Москву, где он познакомился с людьми, которые стали потом его более или менее близкими друзьями: с Михаилом Погодиным, Михаилом Максимовичем, Михаилом Щепкиным, Сергеем Аксаковым.

Пребывание дома сначала окружало его впечатлениями родной любимой обстановки, воспоминаниями прошлого, но затем и тяжёлыми разочарованиями. Домашние дела были расстроены; сам Гоголь уже не был восторженным юношей, каким оставил родину: жизненный опыт научил его вглядываться глубже в действительность и за её внешней оболочкой видеть её часто печальную, даже трагическую основу. Вскоре его «Вечера» стали казаться ему поверхностным юношеским опытом, плодом той «молодости, во время которой не приходят на ум никакие вопросы»[7].

Украинская жизнь и в это время доставляла материал для его фантазии, но настроение было иное: в повестях «Миргорода» постоянно звучит эта грустная нота, доходящая до высокого пафоса. Вернувшись в Петербург, Гоголь усиленно работал над своими произведениями: это была вообще самая активная пора его творческой деятельности; он продолжал, вместе с тем, строить планы жизни.

С конца 1833 года он увлёкся мыслью столь же несбыточной, сколь несбыточными были его прежние планы относительно службы: ему казалось, что он может выступить на учёное поприще. В то время готовилось открытие Киевского университета, и он мечтал занять там кафедру истории, которую преподавал девицам в Патриотическом институте. В Киев приглашали Максимовича; Гоголь мечтал приступить к занятиям в Киеве вместе с ним, желал зазвать туда и Погодина; в Киеве его воображению представлялись русские Афины, где сам он думал написать нечто небывалое по всеобщей истории, а вместе с тем изучать украинскую старину.

К его огорчению, оказалось, что кафедра истории была отдана другому лицу; но зато вскоре ему предложена была такая же кафедра в Петербургском университете, разумеется, благодаря влиянию его высоких литературных друзей. Он действительно занял эту кафедру; несколько раз ему удалось прочесть эффектную лекцию, но затем задача оказалась ему не по силам, и он сам отказался от профессуры в 1835 году. Это была, конечно, большая самонадеянность; но вина его была не так велика, если вспомнить, что планы Гоголя не казались странными ни его друзьям, в числе которых были Погодин и Максимович, сами профессора, ни министерству просвещения, которое сочло возможным дать профессуру молодому человеку, кончившему с грехом пополам курс гимназии; так невысок был ещё весь уровень тогдашней университетской науки.

В 1832 году его работы несколько приостановились за всякими домашними и личными хлопотами; но уже в 1833 году он снова усиленно работает, и результатом этих годов были два упомянутые сборника. Сначала вышли «Арабески» (две части, СПб., 1835), где было помещено несколько статей популярно-научного содержания по истории и искусству («Скульптура, живопись и музыка»; несколько слов о Пушкине; об архитектуре; о картине Брюллова; о преподавании всеобщей истории; взгляд на состояние Украины; об украинских песнях и пр.), но вместе с тем и новые повести «Портрет», «Невский проспект» и «Записки сумасшедшего».

Потом в том же году вышел «Миргород. Повести, служащие продолжением Вечеров на хуторе близ Диканьки» (две части, СПб., 1835). Здесь помещён был целый ряд произведений, в которых раскрывались новые поразительные черты таланта Гоголя. В первой части «Миргорода» появились «Старосветские помещики» и «Тарас Бульба»; во второй — «Вий» и «Повесть о том, как поссорился Иван Иванович с Иваном Никифоровичем».

Впоследствии (1842) «Тарас Бульба» был полностью переработан Гоголем. Будучи профессиональным историком, Гоголь использовал фактические материалы для построения сюжета и разработки характерных персонажей романа. События, легшие в основу романа — крестьянско-казацкие восстания 16371638 годов, предводительствуемые Гуней и Острянином. По всей видимости, писатель использовал дневники польского очевидца этих событий — войскового капеллана Симона Окольского.

К началу тридцатых годов относятся замыслы и некоторых других произведений Гоголя, таких как знаменитая «Шинель», «Коляска», может быть, «Портрет» в его переделанной редакции; эти произведения явились в «Современнике» Пушкина (1836) и Плетнёва (1842) и в первом собрании сочинений (1842); к более позднему пребыванию в Италии относится «Рим» в «Москвитянине» Погодина (1842).

К 1834 году относят первый замысел «Ревизора». Сохранившиеся рукописи Гоголя указывают, что он работал над своими произведениями чрезвычайно тщательно: по тому, что уцелело из этих рукописей, видно, как произведение в его известной нам, законченной форме вырастало постепенно из первоначального очерка, все более осложняясь подробностями и достигая, наконец, той удивительной художественной полноты и жизненности, с какими мы знаем их по завершении процесса, тянувшегося иногда целые годы.

Основной сюжет «Ревизора», как позднее и сюжет «Мёртвых душ», был сообщён Гоголю Пушкиным. Всё создание, начиная от плана и до последних частностей, было плодом собственного творчества Гоголя: анекдот, который мог быть рассказан в нескольких строках, превращался в богатое художественное произведение.

«Ревизор» вызвал бесконечную работу определения плана и деталей исполнения; существует целый ряд набросков, в целом и частями, и первая печатная форма комедии явилась в 1836 году. Старая страсть к театру овладела Гоголем в чрезвычайной степени: комедия не выходила у него из головы; его томительно увлекала мысль стать лицом к лицу с обществом; он с величайшей заботливостью старался, чтобы пьеса была исполнена в соответствии с его собственной идеей о характерах и действии; постановка встречала разнообразные препятствия, в том числе цензурные, и наконец могла осуществиться только по воле императора Николая.

«Ревизор» имел необычайное действие: ничего подобного не видела русская сцена; действительность русской жизни была передана с такою силой и правдой, что хотя, как говорил сам Гоголь, дело шло только о шести провинциальных чиновниках, оказавшихся плутами, на него восстало всё то общество, которое почувствовало, что дело идёт о целом принципе, о целом порядке жизни, в котором и само оно пребывает.

Но, с другой стороны, комедия встречена была с величайшим энтузиазмом теми элементами общества, которые сознавали существование этих недостатков и необходимость их преодоления, и в особенности молодым литературным поколением, увидевшим здесь ещё раз, как в прежних произведениях любимого писателя, целое откровение, новый, возникающий период русского художества и русской общественности. Таким образом, «Ревизор» расколол общественное мнение. Если для консервативно-бюрократической части общества пьеса казалась демаршем, то для ищущих и свободомыслящих поклонников Гоголя это был определённый манифест.

Это последнее впечатление было, вероятно, не вполне понятно Гоголю: он не задавался ещё столь широкими общественными стремлениями или надеждами, как его молодые почитатели; его интересовал, в первую очередь, литературный аспект, в общественном плане он стоял вполне на точке зрения своих друзей Пушкинского круга, хотел только больше честности и правды в данном порядке вещей, и потому-то его особенно поразил тот разноголосый шум непонимания, который поднялся вокруг его пьесы. Впоследствии, в «Театральном разъезде после представления новой комедии», он, с одной стороны, передал то впечатление, какое произвёл «Ревизор» в различных слоях общества, а с другой — высказал свои собственные мысли о великом значении театра и художественной правды.

Первые драматические планы явились Гоголю ещё раньше «Ревизора». В 1833 году он поглощён был комедией «Владимир 3-й степени»; она не была им докончена, но материал её послужил для нескольких драматических эпизодов, как «Утро делового человека», «Тяжба», «Лакейская» и «Отрывок». Первая из этих пьес явилась в «Современнике» Пушкина (1836), остальные — в первом собрании его сочинений (1842).

В том же собрании явились в первый раз «Женитьба», наброски которой относятся к тому же 1833 году, и «Игроки», задуманные в половине 1830-х годов. Утомлённый усиленными работами последних лет и нравственными тревогами, каких стоил ему «Ревизор», Гоголь решил отдохнуть вдали от этой суматохи под другим небом.

За границей

Портрет Гоголя в Риме (1840)
Мемориальная доска установленная в Риме на доме, в котором проживал Гоголь
Памятник Гоголю в Вилла Боргезе

В июне 1836 года Николай Васильевич уехал за границу, где пробыл с перерывами около десяти лет. Сначала пребывание в «прекрасном далеке» как будто укрепило и успокоило его, дало ему возможность завершить его величайшее произведение, «Мёртвые души» — но стало зародышем и глубоко фатальных явлений. Опыт работы с этой книгой, противоречивая реакция современников на неё так же, как в случае с «Ревизором», убедили его в огромном влиянии и неоднозначной власти его могучего таланта над умами современников. Эта мысль постепенно стала складываться в представление о своём пророческом предназначении, и соответственно, об употреблении своего пророческого дара силой своего таланта на благо обществу, а не во вред ему.

За границей он жил в Германии, Швейцарии, зиму провёл с А. Данилевским в Париже, где встретился и особенно сблизился со Смирновой и где его застало известие о смерти Пушкина, страшно его поразившее.

В марте 1837 года он был в Риме, который чрезвычайно ему полюбился и стал для него как бы второй родиной. Европейская политическая и общественная жизнь всегда оставалась чужда и совсем незнакома Гоголю; его привлекала природа и произведения искусства, а Рим в то время представлял именно эти интересы. Гоголь изучал памятники древности, картинные галереи, посещал мастерские художников, любовался народной жизнью и любил показывать Рим, «угощать» им приезжих русских знакомых и приятелей.

Но в Риме он и усиленно работал: главным предметом этой работы были «Мёртвые души», задуманные ещё в Петербурге в 1835 году; здесь же, в Риме закончил он «Шинель», писал повесть «Анунциата», переделанную потом в «Рим», писал трагедию из быта запорожцев, которую, впрочем, после нескольких переделок уничтожил.

Осенью 1839 года он вместе с Погодиным отправился в Россию, в Москву, где его с восторгом встретили Аксаковы. Потом он поехал в Петербург, где ему надо было взять сестёр из института; затем опять вернулся в Москву; в Петербурге и в Москве он читал ближайшим друзьям законченные главы «Мёртвых душ».

Устроив свои дела, Гоголь опять отправился за границу, в любимый Рим; друзьям он обещал вернуться через год и привести готовый первый том «Мёртвых душ». К лету 1841 года первый том был готов. В сентябре этого года Гоголь отправился в Россию печатать свою книгу.

Ему снова пришлось пережить тяжёлые тревоги, какие испытал он некогда при постановке на сцене «Ревизора». Книга была представлена сначала в московскую цензуру, которая собиралась совсем запретить её; затем книга отдана в цензуру петербургскую и благодаря участию влиятельных друзей Гоголя была, с некоторыми исключениями, дозволена. Она вышла в свет в Москве («Похождения Чичикова или Мёртвые души, поэма Н. Гоголь», М., 1842).

В июне Гоголь опять уехал за границу. Это последнее пребывание за границей было окончательным переломом в душевном состоянии Гоголя. Он жил то в Риме, то в Германии, во Франкфурте, Дюссельдорфе, то в Ницце, то в Париже, то в Остенде, часто в кружке своих ближайших друзей — Жуковского, Смирновой, Виельгорских, Толстых, и в нём всё сильнее развивалось то религиозно-пророческое направление, о котором упомянуто выше.

Высокое представление о своём таланте и лежащей на нём обязанности повело его к убеждению, что он творит нечто провиденциальное: для того, чтобы обличать людские пороки и широко смотреть на жизнь, надо стремиться к внутреннему совершенствованию, которое даётся только богомыслием. Несколько раз пришлось ему перенести тяжёлые болезни, которые ещё больше увеличивали его религиозное настроение; в своем кругу он находил удобную почву для развития религиозной экзальтации — он принимал пророческий тон, самоуверенно делал наставления своим друзьям и в конце концов приходил к убеждению, что сделанное им до сих пор было недостойно той высокой цели, к которой он считал себя призванным. Если прежде он говорил, что первый том его поэмы есть не больше, как крыльцо к тому дворцу, который в нём строится, то в это время он готов был отвергать всё им написанное, как греховное и недостойное его высокого посланничества.

Николай Гоголь с детских лет не отличался крепким здоровьем. Смерть в отрочестве его младшего брата Ивана, безвременная кончина отца наложили отпечаток на его душевное состояние. Работа над продожением «Мёртвых душ» не клеилась, и писатель испытывал мучительные сомнения в том, что ему удасться довести задуманное произведение до конца. Летом 1845 года его настигает мучительный душевный кризис. Он пишет завещание, сжигает рукопись второго тома «Мёртвых душ», принеся её в жертву Богу. В благодарность за избавление от болезни, Гоголь решает уйти в монастырь и стать монахом, но монашество не состоялось. Зато его уму представилось новое содержание книги, просветлённое и очищенное; ему казалось, что он понял, как надо писать, чтобы «устремить всё общество к прекрасному». Он решает служить Богу на поприще литературы. Началась новая работа, а тем временем его заняла другая мысль: ему скорее хотелось сказать обществу то, что он считал для него полезным, и он решает собрать в одну книгу всё писанное им в последние годы к друзьям в духе своего нового настроения и поручает издать эту книгу Плетнёву. Это были «Выбранные места из переписки с друзьями» (СПб., 1847).

Большая часть писем, составляющих эту книгу, относится к 1845 и 1846 годам, той поре, когда религиозное настроение Гоголя достигло своего высшего развития. 1840-е годы — пора формирования и размежевания двух различных идеологий в современном ему русском образованном обществе. Гоголь остался чужд этому размежеванию несмотря на то, что каждая из двух враждующих партий — западников и славянофилов, предъявляла на Гоголя свои законные права. Книга произвела тяжёлое впечатление и на тех, и на других, поскольку Гоголь мыслил совершенно в иных категориях. Даже друзья-Аксаковы отвернулись от него. Гоголь своим тоном пророчества и назидания, проповедью смирения, из-за которой виднелось, однако, собственное самомнение; осуждениями прежних трудов, полным одобрением существующих общественных порядков явно диссонировал тем идеологам, кто уповал лишь на социальное переустройство общества. Гоголь, не отвергая целесообразности социального переустройства, основную цель видел в духовном самосовершенствовании. Поэтому на долгие годы предметом его изучения становятся труды отцов Церкви. Но, не примкнув ни к западникам, ни к славянофилам, Гоголь остановился на полпути, не примкнув целиком и к духовной литературе — Серафим Саровский, Игнатий (Брянчанинов) и др. Он остался Гоголем.

Впечатление книги на литературных поклонников Гоголя, желающих видеть в нём лишь вождя «натуральной школы», было удручающее. Высшая степень негодования, возбуждённого «Выбранными местами», выразилась в известном письме Белинского из Зальцбрунна.

Гоголь мучительно переживал провал своей книги. Лишь А. О. Смирнова и П. А. Плетнёв смогли поддержать его в эту минуту, но то были лишь частные эпистолярные мнения. Нападения на неё он объяснял отчасти и своей ошибкой, преувеличением назидательного тона, и тем, что цензура не пропустила в книге нескольких важных писем; но нападения прежних литературных приверженцев он мог объяснить только расчётами партий и самолюбий. Общественный смысл этой полемики был ему чужд; по примеру Пушкина, он считал себя рождённым «для звуков сладких и молитв».

В подобном смысле были им тогда написаны «Предисловие ко второму изданию Мертвых Душ»; «Развязка Ревизора», где свободному художественному созданию он хотел придать характер нравоучительной аллегории, и «Предуведомление», где объявлялось, что четвёртое и пятое издание «Ревизора» будут продаваться в пользу бедных… Неудача книги произвела на Гоголя подавляющее действие. Он должен был сознаться, что ошибка была сделана; даже друзья, как С. Т. Аксаков, говорили ему, что ошибка была грубая и жалкая; сам он сознавался Жуковскому: «я размахнулся в моей книге таким Хлестаковым, что не имею духу заглянуть в неё».

В его письмах с 1847 года уже нет прежнего высокомерного тона проповедничества и назидания; он увидел, что описывать русскую жизнь можно только посреди неё и изучая её. Убежищем его осталось религиозное чувство: он решил, что не может продолжать работы, не исполнив давнишнего намерения поклониться Святому Гробу. В конце 1847 года он переехал в Неаполь и в начале 1848 года отплыл в Палестину, откуда через Константинополь и Одессу вернулся окончательно в Россию.

Пребывание в Иерусалиме не произвело того действия, какого он ожидал. «Ещё никогда не был я так мало доволен состоянием сердца своего, как в Иерусалиме и после Иерусалима, — говорит он. — У Гроба Господня я был как будто затем, чтобы там на месте почувствовать, как много во мне холода сердечного, как много себялюбия и самолюбия».

Свои впечатления от Палестины Гоголь называет сонными; застигнутый однажды дождём в Назарете, он думал, что просто сидит в России на станции. Он пробыл конец весны и лето в деревне у матери, а 1 сентября переехал в Москву; лето 1849 года проводил у Смирновой в деревне и в Калуге, где муж Смирновой был губернатором; лето 1850 года прожил опять в своей семье; потом жил некоторое время в Одессе, был ещё раз дома, а с осени 1851 года поселился опять в Москве, где жил в доме А. П. Толстого.

Он продолжал работать над вторым томом «Мёртвых душ» и читал отрывки из него у Аксаковых, но в нём продолжалась та же мучительная борьба между художником и христианином, которая шла в нём с начала сороковых годов. По своему обыкновению, он много раз переделывал написанное, вероятно, поддаваясь то одному, то другому настроению. Между тем его здоровье всё более слабело; в январе 1852 года его поразила смерть жены Хомякова, которая была сестрой его друга Языкова; им овладел страх смерти; он бросил литературные занятия, стал говеть на масленице; однажды, когда он проводил ночь в молитве, ему послышались голоса, говорившие, что он скоро умрёт.

Смерть

«Самосожжение» Гоголя. Картина работы И. Репина (1909)
Дом Талызиных на Никитском бульваре где последние годы жил и работал Гоголь, именно в этом доме был сожжён второй том «Мёртвых душ». В этом же доме Николай Васильевич Гоголь скончался.
Церковь Симеона Столпника на Поварской прихожанином которой был Гоголь в последние годы жизни и в которой он был отпет
Могила Николая Васильевича Гоголя на Новодевичьем кладбище.

С конца января 1852 года в доме графа А. П. Толстого гостил ржевский протоиерей отец Матфей (Константиновский), с которым Гоголь был знаком к этому времени года четыре и чей проповеднический дар он весьма ценил. Произошло несколько встреч Гоголя и Константиновского, Гоголь предложил ему прочесть беловик второй части «Мёртвых душ» для ознакомления, с тем, чтобы выслушать его мнение, но получил отказ священника. Гоголь настаивал на своём, пока отец Матфей не взял тетради с рукописью для прочтения. Он вернул их Гоголю с нелицеприятным отзывом и пожеланием их уничтожить. Между ними происходили сложные, подчас резкие беседы, основным содержанием которых было недостаточное смирение и благочестие Гоголя.

Смерть Хомяковой, осуждение Константиновского и, возможно, иные причины убеждают Гоголя отказаться от творчества и начать говеть за неделю до Великого Поста. 5 февраля он провожает Константиновского и с этого дня почти ничего не ест, всё своё время посвящая воцерковлённой православной жизни. 10 февраля он вручает графу А. П. Толстому портфель с рукописями для передачи митрополиту Филарету, но граф отказывается от этого поручения, чтобы не усугубить Гоголя в мрачных мыслях.

Гоголь перестаёт выезжать из дому. В 3 часа ночи с понедельника на вторник 11—12 (23—24) февраля 1852 года, то есть в великое повечерие понедельника первой седмицы Великого поста, Н. В. Гоголь разбудил слугу Семёна, велел ему открыть печные задвижки и принести из шкафа портфель. Вынув из него связку тетрадей, Гоголь положил их в камин и сжёг их. Наутро, он рассказал графу Толстому, что хотел сжечь только некоторые вещи, заранее на то приготовленные, а сжёг всё под влиянием злого духа. Гоголь, несмотря на увещевания друзей и Церкви, продолжал строго соблюдать пост, 18 февраля он слёг в постель и совсем перестал есть. Всё это время друзья и врачи пытаются помочь писателю, но он отказывается от помощи, внутренне готовясь к смерти.

20 февраля врачебный консилиум решается на принудительное лечение Гоголя, результатом которого явилось окончательное истощение и утрата сил, вечером он впал в беспамятство, а на утро 21 февраля в четверг скончался.[8].

Гоголя похоронили в воскресный полдень 24 февраля (7 марта) 1852 года на кладбище Данилова монастыря в Москве. На могиле был установлен бронзовый крест, стоявший на чёрном надгробном камне («Голгофа»), а на нём высечена надпись: «Горьким словом моим посмеюся» (цитата из книги пророка Иеремии, 20, 8).

В 1930 году монастырь был закрыт, кладбище вскоре ликвидировано. 31 мая 1931 года могилу Гоголя вскрыли и его останки перенесли на Новодевичье кладбище. Туда же была перенесена и Голгофа[9]. В 1952 году на могиле вместо Голгофы установили новый памятник в виде постамента с бюстом Гоголя работы скульптора Томского, на котором начертано: «Великому русскому художнику от советского правительства».

Голгофа за ненадобностью какое-то время находилась в мастерских Новодевичьего кладбища, где её обнаружила вдова М. А. Булгакова Е. С. Булгакова с уже соскоблённой надписью. Она подыскивала подходящее надгробие для могилы своего покойного мужа. По преданию, И. С. Аксаков сам выбрал камень для могилы Гоголя где-то в Крыму (гранильщики называли камень «черноморский гранит»). Елена Сергеевна выкупила надгробие, после чего оно было установлено над могилой Михаила Афанасьевича. Таким образом, исполнилась мечта М. А. Булгакова: «Учитель, укрой меня своей чугунной шинелью».[10]

По одной из версий Гоголь заснул летаргическим сном, так как после исследований останков его тела, было видно, что его тело передвинулось с места. Версию о летаргическом сне опровергают воспоминания скульптора Николая Рамазанова, делавшего посмертную маску Гоголя.[11] По другой версии смерть Гоголя была ни чем иным, как завуалированным самоубийством, интерпретируемым церковью как подвиг спиритуализма — торжество духа над плотью.[12]

Адреса в Санкт-Петербурге

  • Конец 1828 года — доходный дом Трута — набережная Екатерининского канала, 72;
  • начало 1829 года — доходный дом Галибина — Гороховая улица, 46;
  • апрель — июль 1829 года — дом И.-А. Иохима — Большая Мещанская улица, 39;
  • конец 1829 — май 1831 года — доходный дом Зверкова — набережная Екатерининского канала, 69;
  • август 1831 — май 1832 года — доходный дом Брунста — Офицерская улица, 4;
  • лето 1833 — 6 июня 1836 года — дворовый флигель дома Лепена — Малая Морская улица, 17, кв. 10;
  • 30 октября — 2 ноября 1839 года — квартира П. А. Плетнёва в доме Строганова — Невский проспект, 38;
  • май — июль 1842 года — квартира П. А. Плетнёва в ректорском флигеле Санкт-Петербургского Императорского университета — Университетская набережная, 9.

Творчество Гоголя

Ранним исследователям литературной деятельности Гоголя представлялось, что его творчество разграничивается на два периода: первый, когда он служил прогрессивным стремлениям общества, и второй, когда он стал религиозно-консервативным.

Более внимательное изучение биографии Гоголя, особенно его переписки, раскрывавшей его внутреннюю жизнь, показало, что как, по-видимому, ни противоположны мотивы его повестей, «Ревизора» и «Мёртвых душ», с одной стороны, и «Выбранных мест» — с другой, в самой личности писателя не было того перелома, какой в ней предполагался, не было брошено одно направление и принято другое, противоположное; напротив, это была одна цельная внутренняя жизнь, где уже в раннюю пору были задатки позднейших явлений, где не прекращалась основная черта этой жизни — служение искусству; но эта личная жизнь была осложнена внутренним взаимным оспариванием поэта-идеалиста, писателя-гражданина и последовательного христианина.

Гоголь не был мыслителем, но это был великий художник. О свойствах своего таланта сам он говорил: «У меня только то и выходило хорошо, что взято было мной из действительности, из данных, мне известных». Нельзя было проще и сильнее указать ту глубокую основу реализма, которая лежала в его таланте; но великое свойство его дарования заключалось и в том, что эти черты действительности он возводил «в перл создания». И изображённые им лица не были повторением действительности: они были целыми художественными типами, в которых была глубоко понята человеческая природа.

Его герои, как редко у кого-либо другого из русских писателей, становились нарицательными именами, и до него в нашей литературе не было примера, чтобы в самом скромном человеческом существовании была открываема такая поразительная внутренняя жизнь.

Другая личная черта Гоголя заключалась в том, что с самых ранних лет, с первых проблесков молодого сознания его волновали возвышенные стремления, желание послужить обществу чем-то высоким и благотворным; с ранних лет ему было ненавистно ограниченное самодовольство, лишённое внутреннего содержания, и эта черта сказалась потом, в 1830-х, сознательным желанием обличать общественные язвы и испорченность, и она же развилась в высокое представление о значении искусства, стоящего над толпой как высшее просветление идеала…

В нём созревал могущественный талант, — его чувство и наблюдательность глубоко проникали в жизненные явления, — но его мысль, не останавливаясь на причинах этих явлений, шла дальше. Он рано был исполнен великодушного и благородного стремления к человеческому благу, сочувствия к человеческому страданию; он находил для их выражения возвышенный поэтический язык, глубокий юмор и потрясающие картины.

Все коренные представления Гоголя о жизни и литературе были представления Пушкинского круга. Художественное чувство его было сильно и оценило своеобразный талант Гоголя, кружок приложил заботы и о его личных делах. Пушкин ожидал от произведений Гоголя больших художественных достоинств, но едва ли ожидал их общественного значения, как потом не вполне его оценивали друзья Пушкина и как сам Гоголь готов был дистанцироваться от него…

Вернее будет сказать, Гоголь дистанцировался от того понимания общественного значения своих произведений, какое вкладывала в них литературная критика В. Г. Белинского и его круга, критика социально-утопическая. Но при этом Гоголь сам был не чужд утопизма в сфере социального переустройства, только его утопия была не социалистической, а православной. Идея «Мёртвых душ» в окончательном виде — не что иное, как указание пути к добру абсолютно ЛЮБОМУ человеку. Три части поэмы — это своеобразное повторение «Ада», «Чистилища» и «Рая». Падшие герои первой части переосмысливают своё существование во второй части и духовно возрождаются в третьей. Таким образом, литературное произведение нагружалось прикладной задачей исправления человеческих пороков. Такого грандиозного замысла история литературы до Гоголя не знала. Не только Чичиков и Плюшкин, но и каждый читающий чичиков и плюшкин вместе с ними должны уверовать в силу добра и воскреснуть под влиянием его поэмы. По сути Гоголь видел свою задачу в том, чтобы художественными средствами добиться исполнения евангельских заповедей, довести до конца ту работу, которая в полной мере оказалось не под силу даже Христу! И при этом писатель намеревался написать свою поэму не просто условно-схематичной, но используя всю силу своего могучего дара, живой и убедительной.

После смерти Пушкина Гоголь сблизился с кругом славянофилов, или собственно с Погодиным и Шевырёвым, С. Т. Аксаковым и Языковым; но он остался чужд теоретическому содержанию славянофильства, и оно ничем не повлияло на склад его творчества. Кроме личной приязни, он находил здесь горячее сочувствие к своим произведениям, а также и к своим религиозным и мечтательно-консервативным идеям. Гоголь не видел России без монархии и православия, он был убежден, что церковь не должна существовать отдельно от государства.[13] Однако позднее в старшем Аксакове он встретил и отпор своим взглядам, высказанным в «Выбранных местах»…

Самым острым моментом столкновения мировоззренческих представлений Гоголя со стремлениями революционной части общества явилось письмо Белинского из Зальцбрунна, сам тон которого больно ранил писателя (Белинский своим авторитетом утвердил Гоголя главою русской литературы ещё при жизни Пушкина), но критика Белинского уже ничего не могла изменить в духовном складе Гоголя, и последние годы его жизни прошли, как сказано, в мучительной борьбе художника и православного мыслителя.

Для самого Гоголя эта борьба осталась неразрешённой; он был сломлен этим внутренним разладом, но, тем не менее, значение основных произведений Гоголя для литературы было чрезвычайно глубокое. Не говоря о чисто художественных достоинствах исполнения, которые уже после самого Пушкина повысили уровень возможного художественного совершенства у писателей, его глубокий психологический анализ не имел равного себе в предшествующей литературе и расширял круг тем и возможности литературного письма как вширь, так и вглубь.

Ближайшее значение творчества Гоголя состояло в огромном влиянии его творчества на современников. Даже его первые произведения, столь строго потом осуждаемые им «Вечера», без сомнения, немало способствовали укреплению того любящего отношения к народу, которое так развилось впоследствии. Но главное было в той яркой новой черте содержания, которая до него в этой мере не существовала в литературе. Пушкин в своих повестях был чистым эпиком; Гоголь — хотя бы полуинстинктивно — является писателем социальным. Не важно, что его теоретическое мировоззрение оставалось неясным; исторически отмеченная черта подобных гениальных дарований бывает та, что нередко они, сами не отдавая себе отчёта в своем творчестве, являются глубокими выразителями стремлений своего времени и общества.

Однако одними художественными достоинствами невозможно объяснить ни того энтузиазма, с каким принимались его произведения в молодых поколениях, ни той ненависти, с какою они встречены были в консервативной массе общества. Волею судьбы Гоголь явился знаменем нового социального движения, которое формировалось вне сферы творческой деятельности писателя, но странным образом пересеклось с его биографией, поскольку на данную роль иных фигур подобного масштаба в этот момент у этого социального движения не было. В свою очередь, Гоголем были ошибочно истолкованы надежды читателей, возлагаемые на окончание «Мёртвых душ». Поспешно обнародованный конспективный эквивалент поэмы в виде «Выбранных мест из переписки с друзьями» обернулся чувством досады и раздражения обманутых читателей, чувством подобным тому, которое испытывает ребёнок, которому пообещали конфетку, а подсунули камушек, поскольку среди читателей сложилась устойчивая репутация Гоголя-юмориста. К иному восприятию писателя публика пока была не готова.

Дух гуманности, отличающий произведения Достоевского и других писателей после Гоголя, в среде русской литературы никем не был воспитан более Гоголя, например, в «Шинели», «Записках сумасшедшего», «Мертвых душах». Первое произведение Достоевского примыкает к Гоголю до очевидности. Точно так же изображение отрицательных сторон помещичьего быта взятое на вооружение писателями «натуральной школы», обычно возводят к Гоголю. В дальнейшей работе новые писатели совершали уже самостоятельный вклад в содержание литературы, так как жизнь ставила и развивала новые вопросы, — но первые мысли были даны Гоголем.

Произведения Гоголя совпадали с зарождением социального интереса, которому они сильно послужили и из которого литература не выходила вплоть до конца XIX века. Но эволюция самого писателя происходила куда сложнее, чем формирование «натуральной школы». Сам Гоголь мало совпадал с «гоголевским направлением» в литературе. Любопытно, что в 1852 году за небольшую статью в память о Гоголе Тургенев был подвергнут аресту в части и месячной ссылке в деревню. Объяснение этому долгое время находили в нерасположении николаевского правительства к Гоголю-сатирику. Позднее было установлено, что истинным мотивом запрета было желание правительства наказать автора «Записок охотника», а запрещение некролога по причине нарушения автором цензурного устава (печать в Москве статьи, запрещённой цензурой в Петербурге), было лишь поводом пресечь деятельность социально-опасного с точки зрения николаевской цензуры литератора. Единой оценки личности Гоголя в качестве проправительственного или антиправительственного писателя среди чиновников Николая I не существовало. Так или иначе, второе издание «Сочинений», начатое в 1851 году самим Гоголем и не оконченное вследствие его преждевременной смерти, могло выйти только в 18551856 годах. Но связь Гоголя с последующей литературой не подлежит сомнению.

Связь эта не ограничилась XIX веком. В следующем веке освоение творчества Гоголя происходило на новом этапе. Многое для себя нашли в Гоголе писатели символисты: образность, чувство слова, «новое религиозное сознание» — Ф. К. Сологуб, Андрей Белый, Д. С. Мережковский и т. д. Позднее свою преемственность с Гоголем установили М. А. Булгаков, В. В. Набоков.

Гоголь и русско-украинские связи

Памятник Гоголю в городе Яготин

Сложное переплетение двух культур в одном человеке всегда делало фигуру Гоголя центром межнациональных споров, но самому Гоголю не нужно было выяснять, малороссиянин он или русский — в споры об этом его втянули друзья. До сих пор не известно ни одного сочинения Гоголя, написанного по-украински, а вклад, сделанный писателем в развитие русского языка, мало кому удавалось внести и писателям русского происхождения.

Делались определения Гоголя с точки зрения его украинского происхождения: последним объясняемо было до известной степени его отношение к русской жизни. Привязанность Гоголя к своей родине была очень сильна, особенно в первые годы его литературной деятельности и вплоть до завершения второй редакции «Тараса Бульбы», но сатирическое отношение к русской жизни, без сомнения, объясняется не его национальными свойствами, а всем характером его внутреннего развития.

Несомненно, однако, что в творчестве писателя сказались также и украинские черты. Такими считают особенности его юмора, который остался единственным образцом в своём роде в русской литературе. Украинское и русское начала счастливо слились в этом даровании в одно, в высшей степени замечательное явление.

Длительное пребывание за границей уравновесило украинскую и русскую составляющие его мировоззрения, сделало оригинальным и самобытным его взгляд на природу русско-украинских отношений, что нашло отражение в известном споре с О. М. Бодянским по отношению к русскому языку и творчеству Тараса Шевченко, передаваемым писателем Григорием Данилевским. «Нам, Осип Максимович, надо писать по-русски, надо стремиться к поддержке и упрочению одного, владычного языка для всех родных нам племён. Доминантой для русских, чехов, украинцев и сербов должна быть единая святыня — язык Пушкина, какою является Евангелие для всех христиан, католиков, лютеран и гернгутеров… Нам, малороссам и русским, нужна одна поэзия, спокойная и сильная, нетленная поэзия правды, добра и красоты. Русский и малоросс — это души близнецов, пополняющие одна другую, родные и одинаково сильные. Отдавать предпочтение одной в ущерб другой, невозможно».[14] Из этого спора становится ясным, что к концу жизни писателя волновал не столько национальный антагонизм, сколько антагонизм веры и безверия.

Гоголь в группе русских художников в Риме

Сергей Левицкий, Рим, 1845, ателье Perrot

В 1845 году Сергей Левицкий приезжает в Рим и встречается с русскими художниками, пансионерами Императорской Академии Художеств: гравёром Фёдором Иорданом, Александром Ивановым, Николаем Рамазановым и другими, а также с Николаем Гоголем. Использовав приезд в Рим вице-президента русской Академии художеств графа Фёдора Толстого, Левицкий уговорил Гоголя сняться на дагерротип вместе с колонией русских художников. Затея была связана с приездом в Рим из Петербурга Николая I. Император лично посетил пансионеров Академии художеств. Более двадцати пансионеров были вызваны в собор Святого Петра в Риме, куда после российско-итальянских переговоров прибыл Николай I в сопровождении вице-президента Академии графа Ф. П. Толстого. «Проходя от алтаря, Николай I обернулся, приветствовал легким наклонением головы и мгновенно окинул собравшихся своим быстрым, блестящим взглядом. „Художники Вашего величества“, — указал граф Толстой. „Говорят, гуляють шибко“, — заметил государь. „Но также и работают“, — ответил граф».

В благодарность за тёплые слова художники хотели приготовить Ф. П. Толстому невиданный для той поры подарок — групповой снимок. Собрались все на террасе мастерской французского дагерротиписта Перро. Левицкий описал впоследствии технику изготовления им пластинки, указал продолжительность выдержки, оценил качество снимка («центр группы вышел превосходно, края не совсем отчетливо»). И добавил: «Это мое первое произведение удивило всех художников». Известный русский критик Владимир Стасов сказал об этом портрете: «Какой тут богатый материал: и архитекторы, и живописцы, и скульпторы, и всякие другие, и Рим, и Россия, и — Гоголь надо всем!!!» Писатель сидит в центре композиции, его окружают художники, архитекторы и скульпторы, на полу, внизу — натурщица-итальянка Мариучча. В этой живописно расположенной группе выделяется фигура Фёдор Моллера: художник, будучи высокого роста, стоит слева от Гоголя, отделенный фигурой акварелиста Андрея Лавеццари, а Фёдор Антонович облачен в тёмный плащ, на голове — модная широкополая шляпа.

Среди изображённых — архитекторы Фёдор Эппингер, Карл Бейне, Павел Нотбек, Ипполит Монигетти, скульпторы Пётр Ставассер, Николай Рамазанов, Михаил Шурупов, живописцы Пимен Орлов, Аполлон Мокрицкий, Михаил Михайлов, Василий Штернберг. Впервые дагерротип был опубликован критиком В. В. Стасовым в журнале «Древняя и Новая Россия» за 1879 год, № 12, который так описал изображённых: «Взгляните на эти шляпы театральных „бригантов“, на плащи, будто бы необычайно картинные и величественные — какой неостроумный и неталантливый маскарад! А между тем, это все-таки картина истинно историческая, потому что она искренно и верно передаёт целый уголок эпохи, целую главу из русской жизни, целую полосу людей, и жизней, и заблуждений». Из этой статьи известны имена сфотографированных и кто где находится. Так стараниями С. Л. Левицкого был создан единственный фотографический портрет великого писателя. Позже, в 1902 году, к 50-летию со дня смерти Гоголя, в студии другого выдающегося портретиста Карла Фишера, его изображение было выкадровано из этого группового снимка, переснято и увеличено.

В группе сфотографированных присутствует и сам Сергей Левицкий, — второй слева во втором ряду — без сюртука.

Издания

Памятник Н.Гоголю (Украина, Киев, Русановка 2009 год)

Далее перечислены издания сочинений Гоголя в порядке их опубликования в течение его деятельности.

  • Первое собрание сочинений подготовлено было им самим в 1842 году. Второе он начал готовить в 1851-м; закончено оно было уже его наследниками: здесь в первый раз появилась вторая часть «Мертвых душ».
  • В издании Кулиша в шести томах (1857) впервые появилось обширное собрание писем Гоголя (последние два тома).
  • В издании, подготовленном Чижовым (1867), напечатаны «Выбранные места из переписки с друзьями» в полном объёме, с включением того, что в 1847 году не было пропущено цензурой.
  • Десятое издание, вышедшее в 1889 году под редакцией Н. С. Тихонравова, лучшее из всех, опубликованных в XIX веке: это — научное издание с текстом, исправленным по рукописям и собственным изданиям Гоголя, и с обширными комментариями, где подробно изложена история каждого из произведений Гоголя по сохранившимся рукописям, по его переписке и иным историческим данным.
  • Материал писем, собранный Кулишом, и текст сочинений Гоголя стали пополняться, особенно с 1860-х: «Повесть о капитане Копейкине» по рукописи, найденной в Риме («Русский архив», 1865); неизданное из «Выбранных мест» сначала в «Русском архиве» (1866), потом в издании Чижова; о комедии Гоголя «Владимир 3-й степени» — Родиславского, в «Беседах в Общества любителей российской словесности» (М., 1871).
  • Исследования текстов Гоголя и его писем: статьи В. И. Шенрока в «Вестнике Европы», «Артисте», «Русской старине»; г-жи Е. С. Некрасовой в «Русской старине» и особенно комментарии г. Тихонравова в 10-м издании и в особом издании «Ревизора» (М., 1886).
  • О письмах есть информация в книге «Указатель к письмам Гоголя» г. Шенрока (2-е изд. — М., 1888), необходимый при чтении их в издании Кулиша, где они пересыпаны глухими, произвольно взятыми буквами вместо имён и другими цензурными умолчаниями.
  • «Письма Гоголя к князю В. Ф. Одоевскому» (в «Русском архиве», 1864); «к Малиновскому» (там же, 1865); «к кн. П. А. Вяземскому» (там же, 1865, 1866, 1872); «к И. И. Дмитриеву и П. А. Плетневу» (там же, 1866); «к Жуковскому» (там же, 1871); «к М. П. Погодину» от 1833 (не 1834; там же, 1872; полнее, чем у Кулиша, V, 174); «Записка к С. Т. Аксакову» («Русская старина», 1871, IV); письмо к актёру Сосницкому о «Ревизоре» 1846 года (там же, 1872, VI); Письма Гоголя к Максимовичу, изданные С. И. Пономаревым и т. д.

Некоторые произведения Гоголя

Памятник Гоголю в Санкт-Петербурге

Библиография

Произведения Гоголя в других видах искусства

Основная статья: Гоголь в кинематографе

Экранизации и фильмы по мотивам призведений

Гоголь в игровых фильмах

Документальные фильмы о Гоголе

  • 2001 — Двух гениев полёт. Ф. М. Достоевский и Н. В. Гоголь[15]
  • 2007 — Три тайны Гоголя[16]
  • 2009 — Николай Гоголь. Самосожжение[17]
  • 2009 — Гоголь и Ляхи. [18]
  • 2009 — Птица-Гоголь[19]
  • 2009 — Оправдание Гоголя[20]

Музыкальный театр

  • 1868 — «Женитьба (опера)» — композиторы М.Мусоргский (1-ый акт), М.М. Ипполитов-Иванов (досочинил в 1931 году) [21]
  • 1880 — «Майская ночь (опера)» — композитор Н. Римский-Корсаков
  • 1885 — «Черевички (опера)» — композитор П. Чайковский
  • 1895 — «Ночь перед Рождеством (опера)» — композитор Н. Римский-Корсаков
  • 1913 — «Сорочинская ярмарка (опера)» — композитор М. Мусоргский (не окончена, первая постановка — в 1913 году)
  • 1928 — «Нос (опера)» — композитор Дм. Шостакович
  • 1940 — «Тарас Бульба (балет)» — композитор В.Соловьев-Седой
  • 1942 — «Игроки (опера)» — композитор Дм. Шостакович
  • 1955 — «Тарас Бульба (балет)» — композитор В.Соловьев-Седой (новая редакция)
  • 1963 — «Записки сумасшедшего» (опера) — композитор Ю.Буцко
  • 1971 — «Шинель (опера)» — композитор А.Холминов
  • 1971 — «Коляска (опера)» — композитор А.Холминов
  • 1971 — «Опера о том, как поссорился Иван Иванович с Иваном Никифоровичем» — композитор Г.Банщиков [21]
  • 1976 — «Мёртвые души (опера)» — композитор Р.Щедрин
  • 1983 — «Портрет (опера)» — композитор М. Вайнберг
  • 1985 — «Ревизская сказка. Эскизы» (балет) — композитор А.Шнитке
  • 1987 — «Записки сумасшедшего» (опера) — композитор В.Кузнецов
  • 2005 — «Шинель (опера)» — композитор А.Жемчужников
  • 2006 — «Ревизор (опера)» — композитор В.Дашкевич

Память

Пароход «Н. В. Гоголь» у причала Северодвинска
Памятник Н. В. Гоголю работы скульптора Н. А. Андреева (1909)

Н. В. Гоголь в филателии

Основная статья: Гоголь в филателии

В память о Гоголе выходили почтовые марки и другие филателистические материалы в Советском Союзе, России, Украине и других странах. Всего было выпущено около 20 марок (по состоянию на март 2009 года).

Н. В. Гоголь в нумизматике

Центральный банк России 2 марта 2009 года выпустил в обращение четыре монеты из драгоценных металлов, из исторической серии, посвящённые 200-летию со дня рождения Николая Васильевича Гоголя. Монеты отчеканены из золота и серебра, золотые номиналом 50 и 200 рублей, серебряные 3 и 100 рублей. Монеты отчеканены специально для коллекционеров и изготовлены качеством Proof. Ранее, в 1994 году, Банк России выпустил монету в честь 185-летия со дня Рождения Николая Гоголя.

Национальный банк Украины также выпустил юбилейную серебряную монету номиналом 5 гривен, посвящённую 200-летию со дня рождения Гоголя.[24] Ранее, в 2005 году, на Украине также были выпущены две памятные монеты посвящённые повести Николая Васильевича Гоголя Сорочинская ярмарка. На аверсе монет помещено изображение Николая Гоголя, а также героя его произведения Рудого Панько, монеты отличаются номиналом, 5 и 20 гривен.

Монеты посвящённые Гоголю

Прочее

  • 4 марта 1952 года, к столетию со дня смерти Гоголя, в сквере на Манежной площади Петербурга был установлен закладной камень, надпись на котором гласила[25]:

Здесь будет сооружен памятник великому русскому писателю Николаю Васильевичу Гоголю.

Закладной камень просуществовал в таком виде до 1999 года, когда на месте закладного камня был установлен фонтан.[26] В итоге для памятника было выбрано другое место на ул. Малой Конюшенной.[27]
  • По мотивам романа «Вечера на хуторе близ Диканьки» компания Step Creative Group выпустила два квеста: «Вечера на хуторе близ Диканьки» (2005) и «Вечер накануне Ивана Купала» (2006). Первой игрой по повести Гоголя стала «Вий: История, рассказанная заново» (2004).[28]
  • В 2007 году было обьявлено о многолетнем творческом проекте ГОГОЛЬFEST, который вылился в «I-й Международный фестиваль искусств „ГОГОЛЬFEST“» к 200-летию писателя[29].

Примечания

  1. «Выпись из Метрической книги Спасо-Преображенской церкви местечка Сорочинец, Миргородского уезда, 1809 год», № 25: «Месяца марта 20 числа у помещика Василия Яновского родился сын Николай и окрещён. Молитвовал и крестил священно-наместник Иоанн Беловольский. Восприемником был господин полковник Михаил Трахимовский». Русская Старина, 1888, ноябрь, с. 392.
  2. Ныне село в Миргородском районе Полтавской области Украины.
  3. «Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона», 1890-1907 г., А. Н. Пыпин, "Гоголь, Николай Васильевич"
  4. Гл. редактор Г. П. Шалаева Кто есть кто в мире. — Москва: Филологическое общество "СЛОВО": ОЛМА-ПРЕСС Образование, 2004. — С. 361. — ISBN 5-8123-0088-7
  5. Василий Афанасьевич Гоголь — Пьеса «Простак»
  6. «Из всех лицеистов Гоголь был, кажется, всего дружнее с ним. „Нас сроднила глупость людская“, — говорит Гоголь в одном из своих писем. Действительно, Высоцкий отличался, подобно своему младшему товарищу, способностью подмечать смешные или пошлые стороны в характерах окружающих людей и зло подсмеиваться над ними. В лазарете, где он часто сидел вследствие болезни глаз, вокруг постели его собирался целый клуб, в котором сочинялись разные забавные анекдоты, передавались с комической стороны лицейские и городские происшествия. Вероятно, отчасти под его влиянием Гоголь стал вполне отрицательно относиться ко всему гимназическому начальству, начиная с директора», — сообщает Ф.Павленков в статье «Н. В. Гоголь. Семья и школа».
  7. http://feb-web.ru/feb/pushkin/critics/vs2/vs2-3022.htm
  8. А. Т. Тарасенков. Последние дни жизни Н. В. Гоголя.
  9. Вполне возможно также, что было перенесено одно надгробие без останков.
  10. См. воспоминания В. Я. Лакшина «Елена Сергеевна рассказывает…» в кн. «Воспоминания о Михаиле Булгакове», М., Сов. писатель, 1988, с. 420.
  11. Тень Гоголя (вопросы к Игорю Золотусскому). «Рамазанов пишет, что когда он готовился снимать посмертную маску, то его помощник, который месил гипс сказал ему: „Поторопитесь, показались явные признаки разложения“».
  12. triumphato.narod.ru.
  13. [1]
  14. См. Знакомство с Гоголем. Сочинения Г. П. Данилевского. Изд. 9-е. 1902. Т. XIV, с. 92-100, а также выдержки из этих мемуаров в работе В. В. Вересаева «Гоголь в жизни».
  15. http://www.tvkultura.ru/news.html?id=28194&cid=4764
  16. http://www.rutv.ru/tvpreg.html?id=110505&cid=125&d=0
  17. http://podrobnosti.ua/podrobnosti/2009/04/03/593822.html
  18. http://promo.ntv.ru/movies/193161
  19. http://www.ivanpobeda.com/post99633210/?upd
  20. http://www.tvkultura.ru/page.html?cid=8764
  21. 1 2 Музыкальный фестиваль к 200-летию Н. В. Гоголя
  22. История памятников Гоголю в Москве.
  23. памятник Гоголю в Волгограде
  24. http://for-ua.com/ukraine/2009/03/20/074316.html
  25. Газета «Коммерсантъ» № 214(1396) от 10.12.1997, «Невский проспект» подарил Гоголя Малой Конюшенной.
  26. Прогулки по Петербургу. Манежная Площадь.
  27. Энциклопедия Санкт-Петербург. Гоголю Н. В., памятник.
  28. gamevision.ru.
  29. http://www.gogolfest.org.ua/rus/info
  30. Юбилейная страница Яндекс.ру
  31. «Юбилейная страница» Google
  32. Телеканал «РТР» — «Тарас Бульба»

Ссылки

Библиотеки

Фотоматериалы

Статьи

При написании этой статьи использовался материал из Энциклопедического словаря Брокгауза и Ефрона (1890—1907).

Источник: Николай Гоголь

Иван Шмелев

Иван Сергеевич Шмелёв
русский писатель Иван Шмелёв в 1900-е годы
Дата рождения:

21 сентября (3 октября) 1873

Место рождения:

Москва, Российская империя

Дата смерти:

24 июня 1950

Место смерти:

предместья Парижа, Франция

Шмелёв, Ива́н Серге́евич (21 сентября (3 октября) 1873, Москва24 июня 1950, Бюси-ан-От близ Парижа) — русский писатель.

Содержание

Биография

Иван Сергеевич Шмелев родился в Кадашевской слободе Замоскворечья 21 сентября 1873 года (по ст.стилю). Дед Ивана Сергеевича — государственный крестьянин из Гуслиц Богородского уезда, Московской губернии — поселился в Москве после пожара 1812 г. Отец писателя принадлежал купеческому сословию, но торговлей не занимался, а был подрядчиком, хозяином большой плотничьей артели, а также держал банные заведения. Окончив гимназию, в 1894 г. Шмелёв поступает на юридический факультет Московского университета. Первый рассказ Шмелёва «У мельницы» был опубликован в журнале «Русское обозрение» в 1895 г. Осенью 1895 г. совершает поездку в Валаамский монастырь. Результатом этого путешествия явилась его книга — очерки «На скалах Валаама», опубликованная в Москве в 1897 г.. После окончания университета в 1898 г. в течение года проходит военную службу, затем восемь лет служит чиновником в глухих местах Московской и Владимирской губерниях.

Особую известность получили произведения, написанные под воздействием первой русской революции (повести «По спешному делу», «Распад» (1906); рассказы «Вахмистр» (1906), «Иван Кузьмин» (1907)). В 1911 году Шмелёв пишет одно из своих значительных произведений — «Человек из ресторана», имевшее оглушительный успех и которое даже было экранизировано в СССР в 1927 году (реж. — Я. Протазанов, в ролях: М. Чехов, В. Малиновская, И. Коваль-Самборский).

Памятник писателю И. С. Шмелёву, в Москве в Б.Толмачевском переулке

В 1912 году организуется издательство «Книгоиздательство писателей в Москве», членами-вкладчиками которого становятся И. Бунин, Б. Зайцев, В. Вересаев, И. Шмелев и др. Все дальнейшее творчество Шмелева 1900-х связано с этим издательством, издавшим собрание его сочинений в восьми томах. Публикуются повести и рассказы («Стена», «Пугливая тишина», «Волчий перекат», «Росстани» и др.), вышедшие в течение 1912—1914.

Во время Первой мировой войны сборники его рассказов и очерков «Карусель» (1916), «Суровые дни», «Лик скрытый» (1917), в котором появился рассказ «Забавное приключение», заметно выделялись на фоне казенно-патриотической беллетристики своей искренностью. Февральскую революцию встретил восторженно, к Октябрьской проявил полную непримиримость, усугубленную тем, что его единственный сын Сергей, офицер добровольческой армии генерала Деникина, был взят в Феодосии из лазарета и без суда расстрелян. В конце 1922 г., после недолгого пребывания в Москве, Шмелев вместе с супругой Ольгой Александровной уезжает в Берлин, затем в Париж, где открывается эмигрантская глава его жизни. Создавал рассказы-памфлеты, полные ненависти к большевикам, — «Солнце мертвых» (1923), «Каменный век» (1924), «На пеньках» (1925).

С годами в творчестве Шмелева центральное место заняли воспоминания о прошлом («Богомолье» (1931), «Лето Господне» (1927-48)). За рубежом И. Шмелев выпустил более двадцати книг.

И. Шмелев умер 24 июня 1950 г. близ Парижа от сердечного приступа. В 2000 г. по инициативе русской общественности и при содействии Правительства России прах И. С. Шмелева и его супруги был перевезён в Москву и перезахоронен в некрополе Донского монастыря.

Семья Шмелевых. Предки и потомки писателя

◄Первое поколение

  • Аксинья Васильевна (1743--?)

◄Второе поколение

  • Иван Иванович Большой (1784--?)

жена Ульяна Васильевна (1788--?)

  • Иван Иванович Меньшой (1785 — не ранее 1823)

жена Устинья Васильевна (1792 — после 1863)

◄Третье поколение

  • Андрей Иванович (1807--?)
  • Захар Иванович (1809--?)
  • Анна Ивановна (1810--?)
  • Василий Иванович (1812 — не ранее 1869)

жена Надежда Тимофеевна (1818 — не ранее 1880)

  • Акулина Ивановна (1813--?)
  • Пелагея Ивановна (1814—1880)
  • Андрей Иванович (1815--?)
  • Гаврила Иванович (март 1816 — декабрь 1816)
  • Иван Иванович (1819 — после 1872)

жена Пелагея Петровна (1821—1863)

◄Четвертое поколение

  • Егор Васильевич (1838—1897)

жена Екатерина Семеновна (1843--?)

  • Сергей Иванович (1842—1880)

жена Евлампия Гавриловна Савинова (1846—1932)

  • Павел Иванович (1847 — до 1873)
  • Анна Ивановна (1852--?)
  • Любовь Ивановна (1854--?)

◄Пятое поколение

  • Мария Егоровна (1866?--?)
  • Елизавета Егоровна (в замужестве Семенович; 1866?--?)
  • Алексей Егорович (1867—1887)
  • София Сергеевна (в замужестве Любимова; 1868--?)
  • Мария Сергеевна (1869--?)
  • Николай Сергеевич (1871—1928)
  • Сергей Иванович (1875--?)
  • Иван Сергеевич (1873—1950) писатель

жена Ольга Александровна Охтерлони (1875—1936)

  • Екатерина Сергеевна (1879 — после 1918)

◄Шестое поколение

  • Сергей Иванович Шмелев (1896—1920/1921)
  • Екатерина Никаноровна Любимова
  • Мария Никаноровна Любимова (1903 — конец 80-х гг.)

муж Александр Александрович Ольшевский

  • Ольга Никаноровна Любимова

муж Андрей Сергеевич Дураков

  • Андрей Никанорович Любимов (?--1936)
  • Никанор Никанорович Любимов (1896--?)

жена Ольга Васильевна (? — начало 70-х)

  • Иван Никанорович Любимов (1905—1975)

◄Седьмое поколение

  • Андрей Андреевич Любимов (Дураков) (род. 1924)

жена Мария Васильевна Усова (род. 1924)

  • Татьяна Андреевна Дуракова
  • Ольга Ивановна Любимова (род. 1934)

муж Вадим Константинович Елисеев

  • Евгений Александрович Ольшевский (1926—1984)

◄Восьмое поколение

  • Татьяна Андреевна Любимова (род. 13-10-1953)

муж Владимир Александрович Дяченко (род. 1955)

  • Вадим Вадимович Елисеев (род. 1964)

жена Елена Леонидовна Кузьменкова

  • Наталья Евгеньевна Ольшевская

муж Андрей Владимирович Семенякин

◄Девятое поколение

жена Анна Липинська (род. 1981)

  • София Вадимовна Елисеева (род. 1995)

Произведения

  • На скалах Валаама [Na skalach Valaama] 1897
  • По спешному делу [Po speshnomu delu], 1906
  • Вахмистр [Vahmistr], 1906
  • Распад [Raspad], 1906
  • Иван Кузьмич [Ivan Kuzmich], 1907
  • Гражданин Уклейкин [Grazhdanin Ukleykin], 1907
  • В норе [V nore], 1909
  • Под небом [Pod nebom], 1910
  • Патока [Patoka], 1911
  • Человек из ресторана [Chelovek iz restorana], 1911
  • Неупиваемая чаша [Neupivaemaja chasha], 1918
  • Карусель [Karusel], 1916
  • Суровые дни [Surovye dni], 1917
  • Лик скрытый [Lik skrytyj], 1917
  • Степное чудо, сказки [Stepnoe chudo, skazki], 1921
  • Солнце мёртвых [Solnce mertvyh], 1923
  • Как мы летели [Kak my letali], 1923
  • Каменный век [Kamennyj vek], 1924
  • На пеньках [Na pen’kah], 1925
  • Про одну старуху [Pro odnu staruhu], 1925
  • Въезд в Париж [Vyezd v Parizh], 1925
  • Свет разума [Svet razuma], 1926
  • История любовная [Istoriya Lyubovnaya], 1927
  • Наполеон. Рассказ моего приятеля [Napoleon], 1928
  • Солдаты [Soldaty], 1930
  • Богомолье [Bogomol’e], 1931
  • Лето Господне [Leto Gospodne], 1933—1948
  • Старый Валаам [Staryj Valaam], 1935
  • Родное [Rodnoe], 1935
  • Няня из Москвы [Njanja iz Moskvy], 1936
  • Рождество в Москве, Рассказ делового человека [Rozhdestvo v Moskve], 1942—1945
  • Пути небесные [Puti Nebesnye], 1948
  • Иностранец, 1938
  • Переписка
  • Мой Марс

См. также

Ссылки

Источник: Иван Шмелев

Михаил Лермонтов

Запрос «Лермонтов» перенаправляется сюда. Cм. также другие значения.
Михаил Юрьевич Лермонтов
Дата рождения:

3 (15) октября 1814(18141015)

Место рождения:

Москва

Дата смерти:

15 (27) июля 1841

Место смерти:

Пятигорск

Род деятельности:

поэт, прозаик

Язык произведений:

русский

Произведения на сайте Lib.ru
Произведения в Викитеке?.

Михаи́л Ю́рьевич Ле́рмонтов (3 (15) октября 1814(18141015), Москва — 15 (27) июля 1841, Пятигорск) — русский поэт, прозаик, драматург, художник, офицер.

Содержание

Биография

Семья

Род Лермонтовых (фамилия также писалась как Лермантов), по распространённой теории, происходил из Шотландии и восходил к полумифическому барду-пророку Томасу Лермонту. Эта теория, однако, остаётся неподтверждённой и не опровергнутой. Своим предполагаемым шотландским корням Лермонтов посвятил стихотворение «Желание». В юности Лермонтов также (абсолютно фантастически) ассоциировал свою фамилию с испанским государственным деятелем начала XVII века Франсиско Лермой, эти фантазии отразились в написанном поэтом воображаемом портрете Лермы, а также драме «Испанцы».

Из ближайших предков Михаила Лермонтова по отцовской линии документы сохранились относительно его прадеда Юрия Петровича Лермонтова, воспитанника шляхетского кадетского корпуса. В это время род Лермонтовых пользовался ещё благосостоянием; захудалость началась с поколений, ближайших ко времени поэта. По воспоминаниям, собранным чембарским краеведом П. К. Шугаевым (1855—1917), отец поэта, Юрий Петрович Лермонтов (1787—1831) «был среднего роста, редкий красавец и прекрасно сложен; в общем, его можно назвать в полном смысле слова изящным мужчиной; он был добр, но ужасно вспыльчив».[1] Перед женитьбой на Марии Михайловне Арсеньевой, матери поэта, Юрий Петрович вышел в отставку в чине пехотного капитана. У Юрия Петровича Лермонтова были сёстры, проживавшие в Москве.

Предки 1. Михаила Юрьевича Лермонтова 1814—1841
2. Отец:
Юрий (Евтихий) Петрович Лермонтов (1787—1831)
4. Пётр Юрьевич Лермонтов, артиллерии поручик в 1784 г. 8. Юрий Петрович Лермонтов
9. Анна Ивановна Лермонтова (рожд. Боборыкина)
5. Анна Васильевна (или Александра) N
3. Мария Михайловна Лермонтова (урожд. Арсеньева, 1795—1817) 6. Михаил Васильевич Арсеньев (1768—1810) 12. Василий Васильевич Арсеньев
13. Ефимья Никитична Арсеньева (урожд. Ивашкина)
7. Елизавета Алексеевна Арсеньева (урожд. Столыпина, 1773—1845) 14. Алексей Емельянович Столыпин (1744—1810)
15. Мария Афанасьевна Столыпина (рожд. Мещеринова)

Дед поэта по материнской линии, Михаил Васильевич Арсеньев (1768—1810), отставной гвардии поручик, женился в конце 1794 или начале 1795 года в Москве на Елизавете Алексеевне Столыпиной (1773—1845), после чего купил «почти за бесценок» у графа Нарышкина в Чембарском уезде Пензенской губернии село Тарханы, где и поселился со своей женой. Село Тарханы было основано в XVIII веке Нарышкиным, который поселил там своих крепостных из московских и владимирских вотчин из числа отчаянных воров, головорезов и закостенелых до фанатизма раскольников. Эти крестьяне долгое время разговаривали на подмосковном наречии на о. Во время пугачевского восстания в село заходили отряды мятежников. Предусмотрительный староста заранее сумел ублаготворить всех недовольных, раздав крестьянам почти весь барский хлеб, поэтому и не был повешен.

Михаил Васильевич Арсеньев «был среднего роста, красавец, статный собой, крепкого телосложения; он происходил из хорошей старинной дворянской фамилии». Любил развлечения и отличался некоторой экзальтированностью: выписал себе в имение из Москвы карлика, имел обыкновение спать на окне, любил устраивать различные развлечения.

Елизавета Алексеевна, бабушка поэта, была «не особенно красива, высокого роста, сурова и до некоторой степени неуклюжа». Обладала недюженным умом, силой воли и деловой хваткой. Происходила из знаменитого рода Столыпиных. Её отец несколько лет избирался предводителем дворянства Пензенской губернии. В его семье было 11 детей. Елизавета Алексеевна была первым ребенком. Один из её родных братьев служил адъютантом Александра Суворова, двое вышли в генералы, один стал сенатором и дружил со Сперанским, двое избирались предводителями губернского дворянства в Саратове и Пензе. Одна из её сестёр была замужем за московским вице-губернатором, другая за генералом.

После рождения единственной дочери Марии, Елизавета Алексеевна заболела женской болезнью. Вследствие этого Михаил Васильевич сошелся с соседкой по имению, помещицей Мансыревой, муж которой длительное время находился за границей в действующей армии. 2 января 1810 года (по старому стилю), узнав во время рождественской ёлки, устроенной им для дочери, о возвращении мужа Мансыревой домой, Михаил Васильевич принял яд. Елизавета Алексеевна, заявив: «собаке собачья смерть», вместе с дочерью на время похорон уехала в Пензу.[2]

Михаил Васильевич похоронен в семейном склепе в Тарханах. На его памятнике написано: «М. В. Арсеньев скончался 2-го января 1810 года, родился 1768 года, 8 ноября».

Елизавета Алексеевна Арсеньева стала сама управлять своим имением. Своих крепостных, которых у неё было около 600 душ, она держала в строгости, хотя, в отличии от других помещиков, никогда не применяла к ним телесные наказания. Самым строгим наказанием у неё было выбрить половину головы у провинившегося мужика, или отрезать косу у крепостной.

Поместье Юрия Петровича Лермонтова — Кропотовка, Ефремовского уезда Тульской губернии (в настоящее время — село Кропотово-Лермонтово Становлянского района Липецкой области) — находилось по соседству с селом Васильевским, принадлежавшим роду Арсеньевых. Замуж за Юрия Петровича Марья Михайловна, которой не было ещё и 17 лет, как тогда говорили, «выскочила по горячке». Для Юрия Петровича это была блестящая партия.

После свадьбы семья Лермонтовых поселилась в Тарханах. Однако рожать свою, не отличавшуюся крепким здоровьем, молодую жену Юрий Петрович повёз в Москву, где можно было рассчитывать на помощь опытных врачей. Там в ночь с 2 на 3 октября 1814 года в доме напротив Красных ворот (сейчас на этом месте находится высотное здание, на котором есть памятная доска с изображением М. Ю. Лермонтова) на свет появился великий русский поэт.

Непосредственно после рождения внука бабушка Арсеньева в 7 верстах от Тархан основала новое село, которое назвала в его честь — Михайловским.

Первый биограф Михаила Лермонтова, Павел Александрович Висковатый (1842—1905), отмечал, что его мать, Марья Михайловна, была «одарена душою музыкальной». Она часто музицировала на фортепьяно, держа маленького сына на коленях, и якобы от неё Михаил Юрьевич унаследовал «необычайную нервность свою».

Семейное счастье Лермонтовых было недолгим. «Юрий Петрович охладел к жене по той же причине, как и его тесть к тёще; вследствии этого Юрий Петрович завел интимные отношения с бонной своего сына, молоденькой немкой, Сесильей Фёдоровной, и кроме того с дворовыми… Буря разразилась после поездки Юрия Петровича с Марьей Михайловной в гости, к соседям Головниным… едучи обратно в Тарханы, Марья Михайловна стала упрекать своего мужа в измене; тогда пылкий и раздражительный Юрий Петрович был выведен из себя этими упреками и ударил Марью Михайловну весьма сильно кулаком по лицу, что и послужило впоследствии поводом к тому невыносимому положению, какое установилось в семье Лермонтовых. С этого времени с невероятной быстротой развилась болезнь Марьи Михайловны, впоследствии перешедшая в чахотку, которая и свела её преждевременно в могилу. После смерти и похорон Марьи Михайловны… Юрию Петровичу ничего более не оставалось, как уехать в свое собственное небольшое родовое тульское имение Кропотовку, что он и сделал в скором времени, оставив своего сына, еще ребенком, на попечение его бабушке Елизавете Алексеевне…».[3]

Марья Михайловна похоронена в том же склепе, что и её отец. Её памятник, установленный в часовне, построенной над склепом, венчает сломанный якорь — символ несчастной семейной жизни. На памятнике надпись: «Под камнем сим лежит тело Марьи Михайловны Лермонтовой, урожденной Арсеньевой, скончавшейся 1817 года февраля 24 дня, в субботу; житие её было 21 год и 11 месяцев и 7 дней». Елизавета Алексеевна Арсеньева, пережившая своего мужа, дочь, зятя и внука, также похоронена в этом склепе. Памятника у неё нет.

Село Тарханы с деревней Михайловской после смерти Елизаветы Алексеевны Арсеньевой перешло по духовному завещанию к её брату Афанасию Алексеевичу Столыпину, а затем к сыну последнего Алексею Афанасьевичу.

В 1970-е годы недалеко от часовни Арсеньевых, благодаря стараниям известного советского лермонтоведа Ираклия Андронникова, был перезахоронен и отец поэта, Юрий Петрович Лермонтов.

Воспитание

Бабушка поэта, Елизавета Алексеевна Арсеньева, страстно любила внука, который в детстве не отличался сильным здоровьем. Энергичная и настойчивая, она употребляла все усилия, чтобы дать ему всё, на что только может претендовать продолжатель рода Лермонтовых. О чувствах и интересах отца она не заботилась. Лермонтов в юношеских произведениях весьма полно и точно воспроизводил события и действующих лиц своей личной жизни. В драме с немецким заглавием — «Menschen und Leidenschaften» — рассказан раздор между его отцом и бабушкой.

Лермонтов-отец не в состоянии был воспитывать сына, как этого хотелось аристократической родне, — и Арсеньева, имея возможность тратить на внука «по четыре тысячи в год на обучение разным языкам», взяла его к себе с уговором воспитывать его до 16 лет и во всем советоваться с отцом. Последнее условие не выполнялось; даже свидания отца с сыном встречали непреодолимые препятствия со стороны Арсеньевой.

Ребенок с самого начала должен был сознавать противоестественность этого положения. Его детство протекало в поместье бабушки, Тарханах, Пензенской губернии; его окружали любовью и заботами — но светлых впечатлений, свойственных возрасту, у него не было.

В неоконченной юношеской «Повести» описывается детство Саши Арбенина, двойника самого автора. Саша с шестилетнего возраста обнаруживает наклонность к мечтательности, страстное влечение ко всему героическому, величавому, бурному. Лермонтов родился болезненным и всё детство страдал золотухой; но болезнь эта развила в ребёнке необычайную нравственную энергию.

В «Повести» признается её влияние на ум и характер героя: «он выучился думать… Лишённый возможности развлекаться обыкновенными забавами детей, Саша начал искать их в самом себе. Воображение стало для него новой игрушкой… В течение мучительных бессонниц, задыхаясь между горячих подушек, он уже привыкал побеждать страданья тела, увлекаясь грёзами души… Вероятно, что раннее умственное развитие немало помешало его выздоровлению»…

Это раннее развитие стало для Лермонтова источником огорчений: никто из окружающих не только не был в состоянии пойти навстречу «грёзам его души», но даже не замечал их. Здесь коренятся основные мотивы его будущей поэзии разочарования. В угрюмом ребёнке растёт презрение к повседневной окружающей жизни. Всё чуждое, враждебное ей возбуждало в нём горячее сочувствие: он сам одинок и несчастлив, — всякое одиночество и чужое несчастье, происходящее от людского непонимания, равнодушия или мелкого эгоизма, кажется ему своим. В его сердце живут рядом чувство отчуждённости среди людей и непреодолимая жажда родной души, такой же одинокой, близкой поэту своими грёзами и, может быть, страданиями. И в результате: «в ребячестве моём тоску любови знойной уж стал я понимать душою беспокойной».

Мальчиком десяти лет его повезли на Кавказ, на воды; здесь он встретил девочку лет девяти — и в первый раз у него проснулось необыкновенно глубокое чувство, оставившее память на всю жизнь, но сначала для него неясное и неразгаданное. Два года спустя поэт рассказывает о новом увлечении, посвящает ему стихотворение: к Гению.

Первая любовь неразрывно слилась с подавляющими впечатлениями Кавказа. «Горы кавказские для меня священны», — писал Лермонтов; они объединили всё дорогое, что жило в душе поэта-ребёнка. С осени 1825 года начинаются более или менее постоянные учебные занятия Лермонтова, но выбор учителей — француз Capet и бежавший из Турции грек — был неудачен. Грек вскоре совсем бросил педагогические занятия и занялся скорняжным промыслом. Француз, очевидно, не внушил Лермонтову особенного интереса к французскому языку и литературе: в ученических тетрадях Лермонтова французские стихотворения очень рано уступают место русским. Тем не менее, имея в Тарханах прекрасную библиотеку, Лермонтов, пристрастившийся к чтению, занимался под руководством учителей самообразованием и овладел не только европейскими языками (английских, немецких и французских писателей он читал в оригиналах), но и прекрасно изучил европейскую культуру в целом и литературу в частности.

Пятнадцатилетним мальчиком он сожалеет, что не слыхал в детстве русских народных сказок: «в них верно больше поэзии, чем во всей французской словесности». Его пленяют загадочные, но мужественные образы отверженных человеческим обществом — «корсаров», «преступников», «пленников», «узников».

Спустя два года после возвращения с Кавказа Лермонтова повезли в Москву и стали готовить к поступлению в университетский благородный пансион. Учителями его были Зиновьев, преподаватель латинского и русского языка в пансионе, и француз Gondrot, бывший полковник наполеоновской гвардии; его сменил в 1829 году англичанин Виндсон, познакомивший его с английской литературой.

В пансионе Лермонтов оставался около двух лет. Здесь, под руководством Мерзлякова и Зиновьева, процветал вкус к литературе: происходили «заседания по словесности», молодые люди пробовали свои силы в самостоятельном творчестве, существовал даже какой-то журнал при главном участии Лермонтова.

Поэт горячо принялся за чтение; сначала он поглощён Шиллером, особенно его юношескими трагедиями; затем он принимается за Шекспира, в письме к родственнице «вступается за честь его», цитирует сцены из Гамлета.

По-прежнему Лермонтов ищет родную душу, увлекается дружбой то с одним, то с другим товарищем, испытывает разочарования, негодует на легкомыслие и измену друзей. Последнее время его пребывания в пансионе — 1829 — отмечено в произведениях Лермонтова необыкновенно мрачным разочарованием, источником которого была совершенно реальная драма в личной жизни Лермонтова.

Срок воспитания его под руководством бабушки приходил к концу; отец часто навещал сына в пансионе, и отношения его к тёще обострились до крайней степени. Борьба развивалась на глазах Михаила Юрьевича; она подробно изображена в его юношеской драме. Бабушка, ссылаясь на свою одинокую старость, взывая к чувству благодарности внука, отвоевала его у зятя, пригрозив, как и раньше, отписать всё своё движимое и недвижимое имущество в род Столыпиных, если внук по настоянию отца уедет от неё. Юрию Петровичу пришлось отступить, хотя отец и сын были привязаны к друг другу и отец, по видимому, как никто другой понимал, насколько одарен его сын. Во всяком случае, именно об этом свидетельствует его предсмертное письмо сыну.

Стихотворения этого времени — яркое отражение пережитого поэтом. У него появляется склонность к воспоминаниям: в настоящем, очевидно, немного отрады. «Мой дух погас и состарился», — говорит он, и только «смутный памятник прошедших милых лет» ему «любезен». Чувство одиночества переходит в беспомощную жалобу — депрессию; юноша готов окончательно порвать с внешним миром, создаёт «в уме своём» «мир иной и образов иных существованье», считает себя «отмеченным судьбой», «жертвой посреди степей», «сыном природы».

Ему «мир земной тесен», порывы его «удручены ношей обманов», перед ним призрак преждевременной старости… В этих излияниях, конечно, много юношеской игры в страшные чувства и героические настроения, но в их основе лежат безусловно искренние огорчения юноши, несомненный духовный разлад его с окружающей действительностью.

К 1829 году относятся первый очерк «Демона» и стихотворение «Монолог», предвещающее «Думу». Поэт отказывается от своих вдохновений, сравнивая свою жизнь с осенним днем, и рисует «измученную душу» Демона, живущего без веры, с презрением и равнодушием ко «всему на свете». В «Монологе» изображаются «дети севера», их «пасмурная жизнь», «пустые бури», без «любви и дружбы сладкой». Немного спустя, оплакивая отца, он себя и его называет «жертвами жребия земного»: «ты дал мне жизнь, но счастья не дано!…»

Первая любовь

Весной 1830 года благородный пансион был преобразован в гимназию, и Лермонтов оставил его. Лето он провёл в Середникове, подмосковном поместье брата бабушки, Столыпина. Недалеко жили другие родственники Лермонтова — Верещагины; Александра Верещагина познакомила его со своей подругой, Екатериной Сушковой, также соседкой по имению. Сушкова, впоследствии Хвостова, оставила записки об этом знакомстве. Содержание их — настоящий «роман», распадающийся на две части: в первой — торжествующая и насмешливая героиня, Сушкова, во второй — холодный и даже жестоко мстительный герой, Лермонтов.

Шестнадцатилетний «отрок», склонный к «сентиментальным суждениям», невзрачный, косолапый, с красными глазами, с вздёрнутым носом и язвительной улыбкой, менее всего мог казаться интересным кавалером для юных барышень. В ответ на его чувства ему предлагали «волчок или веревочку», угощали булочками с начинкой из опилок. Сушкова, много лет спустя после события, изобразила поэта в недуге безнадёжной страсти и приписала себе даже стихотворение, посвящённое Лермонтовым другой девице — Вареньке Лопухиной, его соседке по московской квартире на Малой Молчановке: к ней он питал до конца жизни едва ли не самое глубокое чувство, когда-либо вызванное в нём женщиной.

В то же лето 1830 года внимание Лермонтова сосредоточилось на личности и поэзии Байрона; он впервые сравнивает себя с английским поэтом, сознаёт сходство своего нравственного мира с байроновским, посвящает несколько стихотворений польской революции. Вряд ли, ввиду всего этого, увлечение поэта «черноокой» красавицей, то есть Сушковой, можно признавать таким всепоглощающим и трагическим, как его рисует сама героиня. Но это не мешало «роману» внести новую горечь в душу поэта; это докажет впоследствии его действительно жестокая месть — один из его ответов на людское бессердечие, легкомысленно отравлявшее его «ребяческие дни», гасившее в его душе «огонь божественный».

Студенческие годы

С сентября 1830 года Лермонтов числится студентом Московского университета сначала на «нравственно-политическом отделении», потом на «словесном».

Серьёзная умственная жизнь развивалась за стенами университета, в студенческих кружках, но Лермонтов не сходится ни с одним из них. У него, несомненно, больше наклонности к светскому обществу, чем к отвлечённым товарищеским беседам: он по природе наблюдатель действительной жизни. Давно уже, притом, у него исчезло чувство юной, ничем не омрачённой доверчивости, охладела способность отзываться на чувство дружбы, на малейшие проблески симпатии. Его нравственный мир был другого склада, чем у его товарищей, восторженных гегельянцев и эстетиков.

Он не менее их уважал университет: «светлый храм науки» он называет «святым местом», описывая отчаянное пренебрежение студентов к жрецам этого храма. Он знает и о философских заносчивых «спорах» молодёжи, но сам не принимает в них участия. Он, вероятно, даже не был знаком с самым горячим спорщиком — знаменитым впоследствии критиком, хотя один из героев его студенческой драмы «Странный человек» носит фамилию Белинский, что косвенно свидетельствует о непростом отношении Лермонтова к идеалам, проповедуемым восторженной молодёжью, среди которой ему пришлось учиться.

Главный герой — Владимир — воплощает самого автора; его устами поэт откровенно сознается в мучительном противоречии своей натуры. Владимир знает эгоизм и ничтожество людей — и всё-таки не может покинуть их общество: «когда я один, то мне кажется, что никто меня не любит, никто не заботится обо мне, — и это так тяжело!» Ещё важнее драма как выражение общественных идей поэта. Мужик рассказывает Владимиру и его другу, Белинскому — противникам крепостного права, — о жестокостях помещицы и о других крестьянских невзгодах. Рассказ приводит Владимира в гнев, вырывает у него крик: «О мое отечество! мое отечество!», — а Белинского заставляет практически помочь мужикам.

Для поэтической деятельности Лермонтова университетские годы оказались в высшей степени плодотворны. Талант его зрел быстро, духовный мир определялся резко. Лермонтов усердно посещает московские салоны, балы, маскарады. Он знает действительную цену этих развлечений, но умеет быть весёлым, разделять удовольствия других. Поверхностным наблюдателям казалась совершенно неестественной бурная и гордая поэзия Лермонтова при его светских талантах.

Они готовы были демонизм и разочарование его счесть «драпировкой», «весёлый, непринуждённый вид» признать истинно лермонтовским свойством, а жгучую «тоску» и «злость» его стихов — притворством и условным поэтическим маскарадом. Но именно поэзия и была искренним отголоском лермонтовских настроений. «Меня спасало вдохновенье от мелочных сует», — писал он и отдавался творчеству, как единственному чистому и высокому наслаждению. «Свет», по его мнению, всё нивелирует и опошливает, сглаживает личные оттенки в характерах людей, вытравливает всякую оригинальность, приводит всех к одному уровню одушевлённого манекена. Принизив человека, «свет» приучает его быть счастливым именно в состоянии безличия и приниженности, наполняет его чувством самодовольства, убивает всякую возможность нравственного развития.

Лермонтов боится сам подвергнуться такой участи; более чем когда-либо он прячет свои задушевные думы от людей, вооружается насмешкой и презрением, подчас разыгрывает роль доброго малого или отчаянного искателя светских приключений. В уединении ему припоминаются кавказские впечатления — могучие и благородные, ни единой чертой не похожие на мелочи и немощи утонченного общества.

Он повторяет мечты поэтов прошлого века о естественном состоянии, свободном от «приличья цепей», от золота и почестей, от взаимной вражды людей. Он не может допустить, чтобы в нашу душу были вложены «неисполнимые желанья», чтобы мы тщетно искали «в себе и в мире совершенство». Его настроение — разочарование деятельных нравственных сил, разочарование в отрицательных явлениях общества, во имя очарования положительными задачами человеческого духа.

Эти мотивы вполне определились во время пребывания Лермонтова в московском университете, о котором он именно потому и сохранил память, как о «святом месте».

Лермонтов не пробыл в университете и двух лет; выданное ему свидетельство говорит об увольнении «по прошению» — но прошение, по преданию, было вынуждено студенческой историей с одним из наименее почтенных профессоров Маловым. С 18 июня 1832 года Лермонтов более не числился студентом.

Школа прапорщиков

Автопортрет

Он уехал в Санкт-Петербург, с намерением снова поступить в университет, но ему отказались засчитать два года, проведенных в Московском университете, предложив поступить снова на 1 курс. Лермонтова такое долгое студенчество не устраивало и он под влиянием петербургских родственников, прежде всего Монго-Столыпина, наперекор собственным планам, поступает в Школу гвардейских подпрапорщиков. Эта перемена карьеры отвечала и желаньям бабушки.

Лермонтов оставался в школе два «злополучных года», как он сам выражается. Об умственном развитии учеников никто не думал; им «не позволялось читать книг чисто-литературного содержания». В школе издавался журнал, но характер его вполне очевиден из поэм Лермонтова, вошедших в этот орган: «Уланша», «Петергофский праздник»…

Накануне вступления в школу Лермонтов написал стихотворение «Парус»; «мятежный» парус, «просящий бури» в минуты невозмутимого покоя — это всё та же с детства неугомонная душа поэта. «Искал он в людях совершенства, а сам — сам не был лучше их», — говорит он устами героя поэмы «Ангел смерти», написанной ещё в Москве.

В лермонтоведении существует мнение о том, что за два юнкерских года ничего существенного Лермонтов не создал. Действительно, в томике стихотворений за эти годы мы найдем только несколько «Юнкерских молитв». Но не нужно забывать о том, что Лермонтов так мало внимания уделяет поэзии не потому, что полностью погрузился в юнкерский разгул, а потому, что он работает в другом жанре: Лермонтов пишет исторический роман на тему пугачевщины, который останется незаконченным и войдет в историю литературы как роман «Вадим». Кроме этого, он пишет несколько поэм и всё больше интересуется драмой. Жизнь, которую он ведет, и которая вызывает искреннее опасение у его московских друзей, дает ему возможность изучить жизнь в её полноте. И это знание жизни, блестящее знание психологии людей, которым он овладевает в пору своего юнкерства, отразится в его лучших произведениях.

Юнкерский разгул и забиячество доставили ему теперь самую удобную среду для развития каких угодно «несовершенств». Лермонтов ни в чём не отставал от товарищей, являлся первым участником во всех похождениях — но и здесь избранная натура сказывалась немедленно после самого, по-видимому, безотчётного веселья. Как в московском обществе, так и в юнкерских пирушках Лермонтов умел сберечь свою «лучшую часть», свои творческие силы; в его письмах слышится иногда горькое сожаление о былых мечтаниях, жестокое самобичевание за потребность «чувственного наслаждения». Всем, кто верил в дарование поэта, становилось страшно за его будущее. Верещагин, неизменный друг Лермонтова, во имя его таланта заклинал его «твердо держаться своей дороги»…

В 1832 году в манеже Школы гвардейских подпрапорщиков лошадь ударила Лермонтова в правую ногу, расшибив её до кости. Лермонтов лежал в лазарете, его лечил известный врач Н. Ф. Арендт. Позже поэт был выписан из лазарета, но врач навещал его в доме Е. А. Арсеньевой.[4]

В гвардии

По выходе из школы корнетом лейб-гвардии гусарского полка Лермонтов живёт по-прежнему среди увлечений и упреков совести, среди страстных порывов и сомнений, граничащих с отчаянием. О них он пишет к своему другу Марии Лопухиной, но напрягает все силы, чтобы его товарищи и «свет» не заподозрили его гамлетовских настроений.

Люди, близко знающие его, вроде Верещагиной, были уверены в его «добром характере» и «любящем сердце»; но Лермонтов считал для себя унизительным явиться добрым и любящим перед «надменным шутом» — «светом». Напротив, он хочет показаться беспощадным на словах, жестоким в поступках, во что бы то ни стало прослыть неумолимым тираном женских сердец. Тогда-то пришло время расплаты для Сушковой.

Лермонтову-гусару, наследнику крупного состояния, ничего не стоило заполонить сердце когда-то насмешливой красавицы, расстроить её брак с Лопухиным. Потом началось отступление: Лермонтов принял такую форму обращения к Сушковой, что она немедленно была скомпрометирована в глазах «света», попав в положение смешной героини неудавшегося романа. Лермонтову оставалось окончательно порвать с Сушковой — и он написал на её имя анонимное письмо с предупреждением против себя самого, направил письмо в руки родственников несчастной девицы и, по его словам, произвёл «гром и молнию».

Потом, при встрече с жертвой, он разыграл роль изумлённого, огорчённого рыцаря, а в последнем объяснении прямо заявил, что он её не любит и, кажется, никогда не любил. Все это, кроме сцены разлуки, рассказано самим Лермонтовым в письме к Верещагиной, причём он видит лишь «весёлую сторону истории». Единственный раз Лермонтов позволит себе не сочинить роман, а «прожить его» в реальной жизни, разыграв историю по нотам, как это будет в недалеком будущем делать его Печорин. Такой опыт Лермонтову был необходим, как писателю, исследователю женских сердец, ведь не случайно женские образы, выписанные им в романе «Герой нашего времени» будут и современников и читателей последующих веков поражать своей достоверностью.

Совершенно равнодушный к службе, неистощимый в проказах, Лермонтов пишет застольные песни самого непринуждённого жанра — и в то же время такие произведения, как «Я, матерь Божия, ныне с молитвою»…

До сих пор поэтический талант Лермонтова был известен лишь в офицерских и светских кружках. Первое его произведение, появившееся в печати — «Хаджи Абрек» — попало в «Библиотеку для Чтения» без его ведома, и после этого невольного, но удачного дебюта Лермонтов долго не хотел печатать своих стихов. Смерть Пушкина явила Лермонтова русской публике во всей силе поэтического таланта. Лермонтов был болен, когда совершилось страшное событие. До него доходили разноречивые толки; «многие», рассказывает он, «особенно дамы, оправдывали противника Пушкина», потому что Пушкин был дурен собой и ревнив и не имел права требовать любви от своей жены.

В конце января тот же врач Н. А. Арендт, побывав у заболевшего Лермонтова, рассказал ему подробности дуэли и смерти Пушкина.[4]

Об особенном отношении врача к происходившим событиям рассказывал другой литератор — П. А. Вяземский.[5]

Невольное негодование охватило Лермонтова, и он «излил горечь сердечную на бумагу». Стихотворение «Смерть Поэта» оканчивалось сначала словами: «И на устах его печать». Оно быстро распространилось в списках, вызвало бурю в высшем обществе, новые похвалы Дантесу; наконец, один из родственников Лермонтова, Н. Столыпин, стал в глаза порицать его горячность по отношению к такому джентльмену, как Дантес. Лермонтов вышел из себя, приказал гостю выйти вон и в порыве страстного гнева набросал заключительные 16 строк «А вы, надменные потомки…»…

Последовал арест и судебное разбирательство, за которым наблюдал сам император; за Лермонтова вступились пушкинские друзья, прежде всего Жуковский, близкий императорской семье, кроме этого бабушка, имевшая светские связи, сделала все, чтобы смягчить участь единственного внука. Некоторое время спустя корнет Лермонтов был переведён прапорщиком в Нижегородский драгунский полк, действовавший на Кавказе. Поэт отправлялся в изгнание, сопровождаемый общим вниманием: здесь были и страстное сочувствие, и затаённая вражда.

На Кавказе

Первое пребывание Лермонтова на Кавказе длилось всего несколько месяцев. Благодаря хлопотам бабушки он был сначала переведён в гродненский гусарский полк, расположенный в Новгородской губернии, а потом — в апреле 1838 года — возвращён в лейб-гусарский. Несмотря на кратковременную службу в Кавказских горах, Лермонтов успел сильно измениться в нравственном отношении.

Природа приковала всё его внимание; он готов «целую жизнь» сидеть и любоваться её красотой; общество будто утратило для него привлекательность, юношеская весёлость исчезла и даже светские дамы замечали «чёрную меланхолию» на его лице. Инстинкт поэта-психолога влёк его, однако, в среду людей. Его здесь мало ценили, ещё меньше понимали, но горечь и злость закипали в нём, и на бумагу ложились новые пламенные речи, в воображении складывались бессмертные образы.

Лермонтов возвращается в петербургский «свет», снова играет роль льва, тем более, что за ним теперь ухаживают все любительницы знаменитостей и героев; но одновременно он обдумывает могучий образ, ещё в юности волновавший его воображение. Кавказ обновил давнишние грёзы; создаются «Демон» и «Мцыри».

"Немного лет тому назад, Там, где, сливаяся, шумят, Обнявшись, будто две сестры, Струи Арагвы и Куры.."

И та, и другая поэма задуманы были давно. О «Демоне» поэт думал ещё в Москве, до поступления в университет, позже несколько раз начинал и переделывал поэму; зарождение «Мцыри», несомненно, скрывается в юношеской заметке Лермонтова, тоже из московского периода: «написать записки молодого монаха: 17 лет. С детства он в монастыре, кроме священных книг не читал… Страстная душа томится. Идеалы».

В основе «Демона» лежит сознание одиночества среди всего мироздания. Черты демонизма в творчестве Лермонтова: гордая душа, отчуждение от мира и небеса презрение к мелким страстям и малодушию. Демону мир тесен и жалок; для Мцыри — мир ненавистен, потому что в нём нет воли, нет воплощения идеалов, воспитанных страстным воображением сына природы, нет исхода могучему пламени, с юных лет живущему в груди. «Мцыри» и «Демон» дополняют друг друга.

Военно-Грузинская дорога близ Мцхеты (Кавказский вид с саклей). 1837. Картина М. Ю. Лермонтова. Картон, масло.

Разница между ними — не психологическая, а внешняя, историческая. Демон богат опытом, он целые века наблюдал человечество — и научился презирать людей сознательно и равнодушно. Мцыри гибнет в цветущей молодости, в первом порыве к воле и счастью; но этот порыв до такой степени решителен и могуч, что юный узник успевает подняться до идеальной высоты демонизма.

Несколько лет томительного рабства и одиночества, потом несколько часов восхищения свободой и величием природы подавили в нём голос человеческой слабости. Демоническое миросозерцание, стройное и логическое в речах Демона, у Мцыри — крик преждевременной агонии.

Демонизм — общее поэтическое настроение, слагающееся из гнева и презрения; чем зрелее становится талант поэта, тем реальнее выражается это настроение и аккорд разлагается на более частные, но зато и более определённые мотивы.

В основе «Думы» лежат те же лермонтовские чувства относительно «света» и «мира», но они направлены на осязательные, исторически точные общественные явления: «земля», столь надменно унижаемая Демоном, уступает место «нашему поколению», и мощные, но смутные картины и образы кавказской поэмы превращаются в жизненные типы и явления. Таков же смысл и новогоднего приветствия на 1840 год.

Очевидно, поэт быстро шёл к ясному реальному творчеству, задатки которого коренились в его поэтической природе; но не без влияния оставались и столкновения со всем окружающим. Именно они должны были намечать более определённые цели для гнева и сатиры поэта и постепенно превращать его в живописца общественных нравов.

Первая дуэль

Вернувшись с первой ссылки на Кавказ, Лермонтов привёз массу новых поэтических произведений. После «Смерти поэта» он стал одним из самых популярных писателей в России, да и в свете его теперь воспринимают совсем иначе. Лермонтов вошел в круг пушкинских друзей и наконец-то начинает печататься, почти каждый номер журнала Краевского «Отечественные записки» выходит с новыми стихотворениями поэта.

Но роль «льва» в петербургском свете закончилась для Лермонтова крупным недоразумением: ухаживая за княгиней Щербатовой — музой стихотворения «На светские цепи», — он встретил соперника в лице сына французского посланника Эрнеста де Баранта.

В результате — дуэль, окончившаяся благополучно, но для Лермонтова повлекшая арест на гауптвахте, потом перевод в Тенгинский пехотный полк на Кавказе.

Во время ареста Лермонтова посетил Белинский. Когда он познакомился с поэтом, достоверно неизвестно: по словам Панаева — в Санкт-Петербурге, у Краевского, после возвращения Лермонтова с Кавказа; по словам товарища Лермонтов по университетскому пансиону, И. Сатина — в Пятигорске, летом 1837.

Вполне достоверно одно, что впечатление Белинского от первого знакомства осталось неблагоприятное. Лермонтов по привычке уклонялся от серьёзного разговора, сыпал шутками и остротами по поводу самых важных тем — и Белинский, по его словам, не раскусил Лермонтова. Свидание на гауптвахте окончилось совершенно иначе: разговор зашел о английской литературе, о Вальтере Скотте, перешёл на русскую литературу, а потом и на всю русскую жизнь. Белинский пришёл в восторг и от личности, и от художественных воззрений Лермонтова. Он увидел поэта «самим собой»; «в словах его было столько истины, глубины и простоты!».

Впечатления Белинского повторились на Боденштедте, впоследствии переводчике произведений поэта. Казаться и быть для Лермонтова были две совершенно различные вещи; перед людьми малознакомыми он предпочитал казаться, но был совершенно прав, когда говорил: «Лучше я, чем для людей кажусь». Близкое знакомство открывало в поэте и любящее сердце, и отзывчивую душу, и идеальную глубину мысли. Только Лермонтов очень немногих считал достойными этих своих сокровищ…

Вторая ссылка на Кавказ кардинальным образом отличалась от того, что ждала его на Кавказе несколькими годами раньше: тогда это была приятная прогулка, позволившая Лермонтову знакомиться с восточными традициями, фольклором, много путешествовать.

Теперь же его прибытие сопровождалось личным приказом императора не отпускать поэта с первой линии и задействовать его в военных операциях. Прибыв на Кавказ, Лермонтов окунулся в боевую жизнь и на первых же порах отличился «мужеством и хладнокровием»; так выражалось официальное донесение. В стихотворении «Валерик» и в письме к Лопухину Лермонтов ни слова не говорит о своих подвигах…

Тайные думы Лермонтова давно уже были отданы роману. Он был задуман ещё в первое пребывание на Кавказе; княжна Мери, Грушницкий и доктор Вернер, по словам того же Сатина, были списаны с оригиналов ещё в 1837 году. Последующая обработка, вероятно, сосредоточивалась преимущественно на личности главного героя, характеристика которого была связана для поэта с делом самопознания и самокритики…

Сначала роман «Герой нашего времени» существовал в виде отдельных глав, напечатанных как самостоятельные повести в журнале «Отечественные записки». Но вскоре вышел роман, дополненный новыми главами и получивший таким образом завершенность.

Первое издание романа было быстро раскуплено и почти сразу появилась критика на него. Почти все, кроме Белинского, сошлись во мнении о том, что Лермонтов в образе Печорина изобразил самого себя и что такой герой не может являться героем своего времени. Поэтому второе издание, появившееся почти сразу во след первому, содержало предисловие автора, в котором он отвечал на враждебную критику. В «Предисловии» Лермонтов провел черту между собою и своим героем и обозначил основную идею своего романа.

В 1840 году вышло единственое прижизненное издание стихотворений Лермонтова, в которое он включил около 28 стихотворений.

Пятигорск. Вторая Дуэль. Смерть

Памятник на месте дуэли М. Ю. Лермонтова

Зимой 1841 года, оказавшись в отпуске в Петербурге, Лермонтов пытался выйти в отставку, мечтая полностью посвятить себя литературе, но не решился сделать это, так как бабушка была против, она надеялась, что ее внук сможет сделать себе карьеру и не разделяла его увлечение литературой. Поэтому весной 1841 года он был вынужден возвратиться в свой полк на Кавказ.

Уезжал из Петербурга он с тяжелыми предчувствиями — сначала в Ставрополь, где стоял тенгинский полк, потом в Пятигорск. В Пятигорске в доме Верзилиных, произошла его ссора с однокашником по юнкерской школе, майором в отставке Мартыновым, над которым Лермонтов подсмеивался за его воинственный вид и позёрство.

Дуэль произошла 15 июля. Лермонтов стрелял в сторону, Мартынов — прямо в грудь поэту.

Князь А. И. Васильчиков, очевидец событий и секундант Мартынова, рассказал историю дуэли с явным намерением оправдать Мартынова, который был жив во время появления рассказа в печати. Основная мысль автора: «в Лермонтове было два человека: один — добродушный, для небольшого кружка ближайших друзей и для тех немногих лиц, к которым он имел особенное уважение; другой — заносчивый и задорный, для всех прочих знакомых». Мартынов, следовательно, был сначала жертвой, а потом должен был явиться мстителем.

Несомненно, однако, что Лермонтов до последней минуты сохранял добродушное настроение, а его соперник пылал злобным чувством. При всех смягчающих обстоятельствах о Мартынове ещё с большим правом, чем о Дантесе, можно повторить слова поэта: «не мог понять в сей миг кровавый, на что он руку подымал»…

Похороны Лермонтова не могли быть совершены по церковному обряду, несмотря на все хлопоты друзей, официальное известие об его смерти гласило: «15-го июля, около 5 часов вечера, разразилась ужасная буря с громом и молнией; в это самое время между горами Машуком и Бештау скончался лечившийся в Пятигорске М. Ю. Лермонтов». По словам кн. Васильчикова в Петербурге, в высшем обществе, смерть поэта встретили отзывом: «туда ему и дорога»…

Спустя несколько месяцев Арсеньева перевезла прах внука в Тарханы.

В 1889 году, по всероссийской подписке, поэту воздвигнут памятник в Пятигорске.

Интересные факты

Одним из наименьших изданий М. Ю. Лермонтова является микрокнига размером 8x9 мм, изданная Анатолием Коненко.

Адреса в Санкт-Петербурге

  • 08.1832 года — доходный дом Н. В. Арсеньева — Торговая улица, 10;
  • 1835 — 05.1836 года — доходный дом Н. В. Арсеньева — Торговая улица, 10;
  • 05.1836 — 03.1837 года — квартира Е. А. Арсеньевой в доходном доме Шаховской — Большая Садовая улица, 61;
  • 02.1838 — 04.1839 года — дом Венецкой — набережная реки Фонтанки, 14;
  • 04.1839 — 04.1841 года — квартира Е. А. Арсеньевой в доходном доме Хвостовой — Сергиевская улица, 18.

Хронологический порядок появления важнейших произведений

  • «Хаджи-Абрек» («Библиотека для Чтения», 1835, том IX);
  • «Бородино» («Современник», 1837, т. VI);
  • «Песня про царя Ивана Васильевича» («Литературные Прибавления» к «Русскому Инвалиду», 1838, № 18; с подписью -в);
  • «Дума» («Отечественные Записки», 1839, т. I);
  • «Бэла» (ib., т. II);
  • «Ветка Палестины» (ib., т. III);
  • «Три Пальмы» (ib., т. IV);
  • «Фаталист» (ib., т. VI);
  • «Дары Терека» (ib., т. VII);
  • «Тамань» (ib., 1840, т. VIII);
  • «Воздушный корабль» (ib., т. X);
  • «Ангел» («Одесский Альманах», 1840);
  • «Последнее новоселье» («Отечественные Записки», 1841, т. XVI);
  • «Парус» (ib., т. VIII);
  • «Спор» («Москвитянин», 1841, ч. 3);
  • «Сказка для детей» («Отечественные Записки», 1842, т. XX).

После смерти поэта появились:

  • «Измаил-Бей» («Отечественные Записки», 1843, т. XXVII);
  • «Тамара» (ib.);
  • «На смерть Пушкина» («Библиографические Записки», 1858, № 20; до стиха: «И на устах его печать») и многое другое.

Отдельные издания:

  • «Герой нашего времени» (СПб., 1840; здесь же впервые «Максим Максимыч» и «Княжна Мери»; 2 изд., 1842; 3 изд., 1843);
  • «Стихотворения» (СПб., 1840; впервые: «Когда волнуется желтеющая нива», «Мцыри» и др.);
  • «Сочинения» (СПб., 1847, издание Смирдина); то же (СПб., 1852; изд. Глазунова); то же (СПб., 1856; изд. его же);
  • «Демон» (Б., 1857 и Карлсруэ, 1857);
  • «Ангел смерти» (Карлсруэ, 1857);
  • «Сочинения» (СПб., 1860, под редакцией С. С. Дудышкина; впервые помещен по довольно полному списку «Демон», дан конец «На смерть Пушкина» и др.; 2 изд., 1863);
  • «Стихотворения» (Лпц., 1862);
  • «Стихотворения, не вошедшие в последнее издание сочинений» (В., 1862);
  • «Сочинения» (СПб., 1865 и 1873 и позднее, под редакцией П. А. Ефремова; к изд. 1873 вступительная статья А. Н. Пыпина).

Когда в 1892 истекло право на собственность сочинений Лермонтова, принадлежавшее книготорговцу Глазунову, одновременно появился ряд изданий, из которых имеют научный интерес проверенные по рукописям издания под редакцией П. А. Висковатова, А. И. Введенского и И. М. Болдакова.

Тогда же вышло иллюстрированное издание со статьею И. И. Иванова (М.); большое количество дешевых изданий отдельных произведений.

На иностранные языки переведены: «Герой нашего времени» — на немецкий неизвестным (1845), Больтцем (1852), Редигером (1855); на английский: Пульским (1854) и неизвестным (1854); на французский: Ледюком (1845) и неизвестным (1863); на польский: Кёном (1844) и Лермонтов Б. (1848); на шведский: неизвестными (1844 и 1856); на датский: неизвестным (1855) и Торсоном (1856).

Стихотворения — на немецкий: Будбергом-Беннисгаузеном (1843), Боденштедтом (1852), Ф. Ф. Фидлером (1894; образцовый перевод по близости к подлиннику); на французский: Шопеном (1853), Д’Анжером (1866); «Демон» — на немецкий: Сенкером (1864); на французский: Д’Анжером (1858) и Акосовой (1860); на сербский — неизвестным (1862); «Мцыри» — на немецкий: Будбергом-Беннисгаузеном (1858); на польский: Сырокомлею (1844; 2 изд. 1848); «Боярин Орша» — на польский Г. Ц. (1858)

Память о Лермонтове

Памятник М. Ю. Лермонтову в Пятигорске (2008).

Произведения Лермонтова в других видах искусства

Экранизации и фильмы по мотивам произведений

Музыкальный театр

  • 1852 — «Месть» (опера), композитор А. Рубинштейн (утеряна)[6]
  • 1871 — «Демон (опера)», композитор А. Рубинштейн
  • 1871 — «Тамара» (опера), композитор Б. А. Фитингоф-Шель[6]
  • 1879 — «Купец Калашников» (опера), композитор А. Рубинштейн
  • 1882 — «Тамара» (балет М. М. Фокина на музыку симфонической поэмы М.Балакирева
  • 1936 — «Казначейша» (опера), композитор Б. Асафьев
  • 1938 — «Печорин (опера)», композитор А. Мелик-Пашаев
  • 1939 — «Пугачёвцы» (опера), композитор С.В. Аксюк
  • 1939 — «Бэла» (опера), композитор А.Александров
  • 1940 — «Ашик-Кериб (балет)», композитор Б. Асафьев
  • 1941 — «Бэла» (балет), композитор В. М. Дешевов[6]
  • 1943 — «Беглец» (опера), композитор Б.К. Аветисов
  • 1952 — «В грозный год» (опера), композитор Г.Г. Крейтнер
  • 1955 — «Бэла» (балет), композитор Б.Мошков
  • 1956 — «Маскарад (балет)», композитор Л. Лапутин
  • 1957 — «Маскарад» (опера), композитор А.Артамонов
  • 1957 — «Маскарад» (опера), композиторы Д.Толстой и Б.Зейдман[6]
  • 1961 — «Демон (балет)», композитор С. Цинцадзе
  • 1964 — «Мцыри» (балет), композитор А. М. Баланчивадзе
  • 19?? — «Маскарад» (опера), композитор Ю. Мацкевич

Образ Лермонтова

Лермонтов в игровом кино

Документальные фильмы о Лермонтове

Примечания

  1. М. Ю. Лермонтов в воспоминаниях современников. Пенза: Пензенское книжное издательство, 1960. С. 36
  2. М. Ю. Лермонтов в воспоминаниях современников. Пенза: Пензенское книжное издательство, 1960. С. 35—37
  3. М. Ю. Лермонтов в воспоминаниях современников. Пенза: Пензенское книжное издательство, 1960. С. 37—38
  4. 1 2 Е. М. Хмелевская. Арендт Николай Фёдорович. Лермонтовская энциклопедия. Проверено 16 августа 2008.
  5. Пушкин А. С. Сочинения. В 5-ти тт. — М.: ИД Синергия, 1999.
  6. 1 2 3 4 Гозенпуд А. А., Иезуитова Р. В., Морозова Л. И., Гловацкий Б. С., Миллер О. В., Вацуро В. Э. Музыка. Лермонтовская энциклопедия / АН СССР. Ин-т рус. лит. (Пушкин. Дом); Науч.-ред. совет изд-ва "Сов. Энцикл." — М.: Сов. Энцикл., 1981. — С. 313—323.. Проверено 21 мая 2009.

См. также

Ссылки

Литература

Литература о Лермонтове обширна.

Помимо биографических и критических очерков, приложенных к изданиям сочинений:

  • «Русские акты о предках поэта» («Рус. Старина» 1873, VII, 548);
  • «Шотландские известия о родоначальнике Лермонтов» (ib.);
  • «О прадеде Лермонтова» («Русский Архив» 1875, III, 107);
  • «Указ об отставке отца Лермонтова» («Русская Старина» 1873, VII, 563);
  • «Родословная Лермонтова в России» («Русская Старина» 1873, VII, 551);
  • «Отзыв Сперанского об отце Лермонтова» («Рус. Арх.» 1872, II, 1851);
  • «Дворянская грамота, выданная отцу Лермонтова» («Рус. Ст.» 1882, XXXIII, 469);
  • «Сведения о матери Лермонтова» («Рус. Арх.» 1872, II, 1851);
  • «Альбом матери Лермонтова» («Ист. Вестн.», 1881, VI, 375);
  • «Документ о рождении Лермонтова» («Рус. Ст.» 1873, VIII, 113);
  • «Сведения о бабушке Лермонтова» («Рус. Ст.» 1884, XLIII, 122);
  • «Детство Лермонтова» («Рус. Обозр.» 1890, авг., 794; «Ист. Вестн.» 1881, VI, 377);
  • «Лермонтов в Москве, пребывание в пансионе» («Рус. Ст.» 1881, LXI, 162; «Ист. Вестн.» 1884, XVI, 606; «Рус. Ст.» XLIV, 589; «Рус. Арх.» 1875, III, 384, сведения о Мерзлякове);
  • «Ученические тетради Лермонтова» («Отеч. Зап.» 1859, VII, XI);
  • «Лермонтов в университете» («Рус. Ст.» 1875, XIV, 60);
  • «Сведения о профессорах» («Рус. Арх.» 1875, III, 384);
  • «Лермонтов в школе гвардейских подпрапорщиков» («Рус. Стар.» 1890, LXV, 591);
  • Лермонтов как Маешка («Рус. Ст.» 1873, VII, 390; 1882, XXXV, 616; «Рус. Арх.» 1872, II, 1778; «Рус. Ст.» 1884, XLIV, 590; «Атеней» 1858, XLVIII);
  • Лермонтов по выходе из школы («Рус. Ст.» 1873, VII, 383; 1882, XXXV, 616; «Рус. Арх.» 1872, II, 1772);
  • Стихи на смерть Пушкина («Рус. Арх.» 1872, II, 1873; «Рус. Ст.» 1873, VII, 884; «Рус. Обозр.» ib.);
  • Первое пребывание на Кавказе, возвращение, дуэль с Барантом («Pyc. Ст.» 1882, XXXV, 617; 1884, XLIV, 592; 1873, VII, 385).
  • «Из воспоминаний И. М. Сатина» («Сборн. общ. люб. росс. слов.»); А. Н. Пыпин, в «Вестн. Европы» 1895).
  • Второе пребывание на Кавказе («Рус. Ст.» 1884, XLI, 83; 1873, VII, 387; 1882, XXXV, 619; 1885, XLV, 474; 1875, XIV, 61; 1879, XXIV, 529; «Ист. Вестн.» 1886, XXIV, 321, 555; 1880, I, 880; 1885, XIX, 473; XX, 712; 1890, XXXIX, 726; «Рус. Обозр.», «Атеней», ib.; «Рус. Арх.» 1874, II, 661; 1872, I, 206);
  • Дуэль с Мартыновым («Рус. Ст.» 1873, VII, 385; 1875, XIV, 60; 1882, XXXV, 620; «Рус. Арх.» 1872, I, 206; II, 1829; 1874, II, 687; «Ист. Вестн.» 1881, VI, 449; «Всемирный Труд» 1870, X);
  • Костелецкий, «Воспоминания о Лермонтове» («Рус. Ст.» 1875);
  • К. Белевич, «Несколько картин из кавказской жизни и нравов горцев» (СПб., 1891);
  • «Военно-судное дело» (письмо Мартынова, рассказ о похоронах Лермонтова в приложении к «Зап. Хвостовой»);
  • «Документы о дуэли и похоронах Лермонтова» («Рус. Обозр.» 1895);
  • о знакомстве Лермонтова с Белинским «Лит. Восп.» И. Панаева, СПб., 1888);
  • Пыпин, «Жизнь и переписка Белинского» (II, 38);
  • Белинский («Сочинения», III, IV);
  • Добролюбов («Сочинения», III);
  • Михайловский, «Литература и жизнь» (СПб.: 1892), «О Лермонтове», «Поэт безвременья» (отд. «Критич. очерки», СПб.: 1894);
  • Спасович, «Байронизм у Лермонтова» («Сочинения», 1888, Т. II);
  • Андреевский, «Литературные чтения» (СПб.: 1891);
  • Котляревский, «M. Ю. Лермонтов» (СПб.: 1891);
  • разбор этой книги В. Д. Спасовича в «Вестн. Европы» (1891, XII);
  • Владимиров, «Исторические и народные бытовые сюжеты в поэзии Лермонтов» (Киев, 1892);
  • А. Камков, «Лермонтов» («Ученые Зап. Казан. унив.» 1856, ч. 1);
  • Чернышевский, «Очерки гоголевского периода рус. литературы» («Соврем.» 1854 и отд. СПб. 1892);
  • E. Хвостова, «Воспоминания о Лермонтов» («Русск. Вестник», 1856, № 18);
  • С. Шестакова, «Юношеские произведения Лермонтов» (ib., № 10);
  • Галахов, «Лермонтов» (ib. 1857, № 13);
  • Ап. Григорьев, «Взгляд на рус. литературу со смерти Пушкина» («Русское Слово», 1859, № 2 и 3; перепечатано в «Сочинениях» Григорьева);
  • А. Любавский, «Дела о дуэлях» («Русск. угол. процессы», СПб. 18661867);
  • Н. Шелгунов, «Рус. идеалы» («Дело» 1868, № 6 и 7);
  • E. А. Хвостова, «Воспоминания» («Вестн. Европы» 1869, № 8 и отд. СПб. 1871);
  • кн. А И. Васильчиков, «Несколько слов о кончине М. Ю. Лермонтова и о дуэли его с Н. Мартыновым» («Русский Архив», 1872, № 1);
  • «Случай из жизни Лермонтова» («Древняя и Новая Россия», 1877): Бурнашев, «Воспоминания» (ib. № 9);
  • С. Шашков, «Пушкин и Лермонтов» («Дело» 1873, № 7);
  • П. А. Висковатов, обширная биография, занимающая весь VI т. «Сочинений Лермонтова» изд. Рихтера, переработка статей раньше напечатанных в «Русск. Мысли», «Рус. Стар.» и др. журн. (М. 1892);
  • В. Сторожев, «Родоначальник русс. ветви Лермонтовых» («Книговедение», 1894, № 5—8) и многие другие.
  • Орлов, «М. Ю. Лермонтове» (СПб.: 1883).

Отдельно от прочих критиков стоит В. А. Зайцев («Русское Слово»; 1862, № 9), охарактеризовавший Лермонтова как «юнкерского поэта». Лермонтову часто приписывали стихотворения других авторов. Так с его именем появились: барона Розена, «Смерть» («Развлечение», 1859); гр. В. А. Соллогуба, «Разлука» («Современник», 1854, т. 46); M. Розенгейма, «А годы несутся» («Русский Вестник», 1856, № 14) и др.

При написании этой статьи использовался материал из Энциклопедического словаря Брокгауза и Ефрона (1890—1907).

Источник: Михаил Лермонтов

См. также в других словарях:

  • Имя Россия — Имя Россия  проект телеканала «Россия» и Телекомпании ВиD второй половины 2008 года, направленный на выбор значимых персоналий, связанных с Россией, путём голосования интернет пользователей, телезрителей и радиослушателей. Аналог английского …   Википедия

  • Имя России — Имя Россия проект телеканала «Россия», направленный на выбор значимых персоналий, связанных с Россией, путём голосования интернет пользователей, телезрителей и радиослушателей. Аналог английского «100 великих британцев (англ.)» и украинского… …   Википедия

Поделиться ссылкой на выделенное

Прямая ссылка:
Нажмите правой клавишей мыши и выберите «Копировать ссылку»